— Не рычи, — пробасил чародей, обращаясь, видимо, к Гавру. — Я правда по-хорошему хотел. Уговорить ее пытался. Но ты же сам видишь, она мертвого до смерти заболтает, переговорит, запутает. Серафима твоя, огненная. Огненная — значит горячая. В сон я ее ненадолго погрузил.
Рядом со мною сидела теперь Маняша. Я радостно сжала ее руки, ощущая шершавость нянькиных ладоней.
— Беглая, беспутная, — укорила тихонько. — Как могла меня покинуть?
— Не по своей воле, дитятко, — отвечала она, — лихие людишки постарались.
Я силилась что-то сказать, но, как бывает во сне, только беззвучно открывала рот. Маняша отвернулась, стерла плечом текущие по подбородку слезы, затем подняла голову, всматриваясь куда-то в даль.
— Слушай, дитятко, да запоминай, — проговорила торопливо, — три раза по три соберется, беда будет, три по лету, три по зиме, три сами по себе… — Маняша резко повернулась ко мне, обожгла взглядом: — Последняя отпирает, последняя запирает. Холодно мне, дитятко, ох как холодно…
— Как тебя отыскать? — получилось проговорить, изо рта со словами вырвались облачка пара.
— Князя отыщи, — Маняша сжала меня до боли, — в нем не ключ, но путь.
Ее лицо замирало, покрывалось инеем, последними подернулись неживой пеленой глаза. Я в ужасе зажмурилась, погружаясь в беспамятство. Багровые пятна расползлись под веками, рук не ощущалось вовсе, будто мне их отняли.
«Одна ты осталась, Серафима, и охранить тебя некому, — подумалось отстраненно, будто не о себе, — сдайся, покорись».
Нет уж! Дудки! Я ринулась вперед, вцепилась в кого-то большого и теплого, оказавшегося на пути, бестолково принялась распахивать на нем одежду, прислоняться щеками и плечами к обжигающе-горячей коже, а когда согрелась, довольно всхлипнула.
— Серафима, — сказал этот большой зоринским басом, — пора пробудиться.
Открыв глаза, я строго посмотрела на донельзя расхристанного чародея:
— Вы закончили осмотр?
— Да, — ответил он после паузы.
— Чудесно. — Я надела перчатки. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Несколько ушибов, которые вас более не потревожат. — Зорин также перешел на «вы».
— Не изволите осмотреть также моего питомца? Ваши, дражайший Иван Иванович, услуги…
Дражайший Иван Иванович неторопливо застегивал жилет, прикрывая разорванную на груди сорочку.
— Я пришлю вам дюжину новых, — пообещала я.
— Позвольте полюбопытствовать, с какой целью? Намереваетесь их так же растерзать?
Я встретила его взгляд без смущения:
— Благородный муж не станет никому рассказывать о том, что произошло меж ним и юной барышней.
— И что же у них приключилось?
— Нервический припадок, — пожала я плечами, — что неудивительно после встречи оной барышни с колдовским наваждением. К слову, вам следует призвать из столицы отряд боевых чародеев, чтоб очистить Руян от всех демонических сущностей.
— Без ваших мудрых советов, Серафима Карповна, жизнь была бы попросту беспросветной.
— Она у вас станет именно такой, если будете болтать.
Сейчас, после угрозы, следовало бы гордо удалиться, но злокозненный Зорин уже ворковал нал Гавром, пригласив того к себе на колени.
— Что там? — не утерпела я, вернувшись к скамейке.
Ответом меня не удостоили. Чародей водил над полосатым тельцем раскрытой ладонью. Кот, судя по виду, блаженствовал. Зорин погладил урчащего разбойника и спустил того на землю.
— Ступай, Гаврюша, да не хворай боле.
А вот теперь-то гордо удалиться я решительно не могла, момент упущен. Эдак не за мною последнее слово останется.
— Надеюсь, когда мы с вами, Иван Иванович, в Мокошь-граде случайно встретимся, на продолжении знакомства вы настаивать не будете.
Вот оно: чудесное прощание. Но Зорин, болван чародейский, и здесь мне форы не дал.
— Берите свою няньку, Серафима Карповна, да не мешкая с острова отплывайте на материк.
— Это угроза?
— Предупреждение. Демон Крампус здесь на ведьм охоту затеял, так что вам лучше будет подальше обретаться.
Он что же, решил, что я ведьма? Я? Вот ведь умора! Сложив бровки домиком, я кокетливо протянула:
— Отбуду, всенепременно. Дела свои закончу и сразу же.
— Не закончите. — Иван Иванович пружинисто поднялся со скамьи, отчего возвысился напротив меня горою. — Вы же барышня умненькая, заранее все обычаи берендийские изучили, те, что древнейших дворянских родов касаются.