Когда речь заходит о княжеских владениях, то феодальное господство хозяина можно считать не чем иным, как отражением княжеской власти в целом. Поэтому, чтобы лучше уяснить развитие поместья как такового, более целесообразно рассмотреть сперва боярское поместье.
Боярское хозяйство было копией княжеского двора в уменьшенном масштабе. Служащие у бояр, такие, как управляющие (тиуны), упоминаются в источниках. Мы уже видели, что княжеский тиун со временем приобрел административную и юридическую власть даже за пределом двора. Также и боярский тиун стал, по прошествии времени, чиновником или судьей, поставленным боярином, чтобы вершить правосудие среди жителей боярского владения.
Широкое развитие поместного управления относится, однако, к монгольскому периоду, когда великими князьями предоставлялись неприкосновенные дары многим малым князьям, боярам и монастырям. Принимающий такой дар наделялся юридической и административной властью над населением своих владений, а чиновникам великого князя не позволялось вмешиваться в дела поместных судов. Согласно C. B. Юшкову, боярские имения, видимо, пользовались подобной неприкосновенностью еще в киевский период163. Однако ни одной жалованной грамоты подобного характера, относящейся к киевскому периоду, не известно. Сохранилось немного грамот, дарованных епископам и монастырям, но их вряд ли можно назвать дарами с полной неприкосновенностью. Один из таких даров – дар князя Мстислава I новгородскому монастырю Св. Георгия озера Буйцы, видимо, с прилегающей полоской земли (1130 г.). Местность была дарована «с данью, вирой и штрафами»164.
Последняя цитата требует разъяснения. Вопрос заключается в том, дано ли было монастырю право взимать виру и штрафы, то есть судить людей, или монастырь мог только собирать доход, получаемый из этого источника. По моему мнению, следует принять как раз второе объяснение. Дар со всей очевидностью имел финансовый характер, и грамоту Мстислава следует сравнить с грамотой Ростислава, выданной епископу Смоленска (1150 г.), которая подтверждает дарование церковной десятины от дохода из разных местностей Смоленской земли. В грамоту включен длинный список этих местностей, и указана точная доля епископа от дохода с каждой из них. Источником прибыли являлась главным образом дань, но по крайней мере в одном случае это была вира165.
Исходя из всего сказанного, можно заключить, что поместная власть боярина над населением его владений была очень ограничена. Юридически она распространялась только на рабов. Верно то, что, согласно «Русской правде», господина не призывали к ответственности за битье полусвободного работника (закупа), работающего на него, если у хозяина были достаточные основания для наказания. Это можно объяснить как право господина вершить суд над его наемными работниками. Однако закон добавляет, что «если господин, будучи пьян, бьет наемного работника без какого‐либо проступка со стороны последнего, он [господин] должен заплатить за обиду, нанесенную закупу, столько же, сколько и за оскорбление, нанесенное свободному человеку».
Вольнонаемные работники, конечно же, находились вне поместной юрисдикции господина. Обратившись к княжескому поместью, мы обнаруживаем иную картину, поскольку все население во владениях князя находилось под юрисдикцией князя и назначавшихся им судей. Однако в таком случае князь проявлял свою власть не просто как хозяин поместья, а именно как князь.
В личности князя представляются неразрывно связанными два источника его власти, и бывает непросто определить в том или ином случае, в каком качестве он действует. Характер его господства над рабами, несомненно, тот же, что и у бояр, – собственническое владение. В случае дурного обращения с наемными работниками со стороны княжеских чиновников работники не могли обратиться с жалобой ни к кому, кроме как, видимо, к самому князю, так что их положение в княжеских имениях было с юридической точки зрения еще менее прочным, чем в боярских имениях.
Власть князя над смердами вытекала, как мы уже видели (Гл. VI, 5), из его положения главы государства, но в практическом применении эта правительственная власть сливалась с поместной, и управляющих княжескими имениями, вероятно, мало заботили юридические тонкости. Фактически не только рабы и полусвободные, но также и категория свободных людей подчинялись поместной власти князя.
