Кроме того, были особые случаи, когда даже люди, не являющиеся представителями церкви, подчинялись юрисдикции епископа. К этой категории относились преступления против церкви и религии, семейные конфликты, а также случаи, связанные с моральными провинностями. Списки подобных дел были включены в так называемые «Церковные уставы», большинство из которых известно только в более поздних и неофициальных списках168. Мы обнаруживаем в них упоминание о таких преступлениях, как ограбление церкви, срезание крестов (по‐видимому, на кладбищах и на перекрестках), кража одежды с тел усопших, а также то, что современному читателю может показаться значительно меньшим преступлением, – привод в церковь собаки или какого‐то другого животного, и так далее. Что касается семейных конфликтов и преступлений против морали, то в список занесены следующие случаи: ссора между мужем и женой по поводу собственности; избиение родителей детьми (но не наоборот); супружеская измена; изнасилование женщины или девушки (а если монахини, то это требовало самых высоких штрафов); оскорбление, особенно когда женщину называли «шлюхой», и так далее.
В предыдущих главках были кратко рассмотрены некоторые аспекты правозащитной организации в Киевской Руси, такие, как поместная власть князя и бояр, а также епископский суд. Теперь нам следует рассмотреть древнерусскую юриспруденцию в целом (см. также Гл. IX, 10).
Важным фактором в развитии древнерусского права был свойственный ему дуализм169. Каждое русское племя устанавливало определенные правила социального поведения задолго до утверждения в Киеве князей из династии Рюрика. Князья, в свою очередь, стремились наложить на народ новые, выгодные им правовые обязательства. Социальная единица – община, клан, город, – с одной стороны, и князь – с другой, таким образом, являлись двумя основными факторами в развитии русского права и законодательства. С обращением Руси в христианство появился и третий фактор: церковь, которая имела в качестве руководства разработанную систему канонического права.
Можно почувствовать влияние всех этих трех факторов, в разной степени каждого, как в организации суда, так и в судопроизводстве. В древнейшей части «Русской правды» – в «Правде» Ярослава – мы обнаруживаем определенное сотрудничество между княжескими судами и народными правовыми институтами. В «Правде» Ярославичей, а также в расширенной редакции «Правды» княжеский суд со всей очевидностью представлен доминирующим учреждением. В Новгороде и Пскове, что засвидетельствовано грамотой каждого из городов, судебная власть князя была ограничена городскими чиновниками.
В русском судопроизводстве киевского периода элемент индивидуальной воли тяжущихся сторон играл очень важную роль, в то время как судья ограничивался наблюдением над спором и уравниванием средств и возможностей спорящих. У процесса не было следственной системы.
Государственные власти не вмешивались в расследование того или иного случая до его слушания. Местная община оказывала поддержку истцу в тех случаях, когда ему трудно было установить личность ответчика. Каждый, потерявший что‐либо или ставший жертвой воровства, мог объявить об этом на рыночной площади города. Если пропавшее не обнаруживалось на протяжении трех дней, то любой, у кого обнаруживалось пропавшее по истечении этого срока, считался ответчиком. Если хозяин находил пропавшее в чьем‐либо доме, то владеющий этой вещью мог отказаться от обвинения в краже, утверждая, что честно купил ее у третьего лица. Однако он обязан был помогать хозяину в установлении личности продавца. Это осуществлялось посредством так называемого «свода», являвшегося важной чертой средневековой русской досудебной процедуры. Истец и ответчик вместе с достойными доверия гражданами шли к продавцу; если тот не мог объяснить, как ему досталась вещь, его признавали виновным, и он обязан был заплатить за нее. Если он настаивал на том, что честно получил эту вещь от еще одного человека, то все они шли к тому человеку, и так далее, пока не находили виновного. Однако если расследование приводило в другие города, ответчик мог идти только к третьему «своду»: эта третья сторона должна была заплатить убытки, а затем могла самостоятельно продолжать расследование.
