Одновременно есть и противоположное мнение Е. Бершина: «В 1993 году я лично опубликовал подлинные фотодокументы, из которых следовало, что после отъезда Синявского в Париж КГБ провел операцию по его дискредитации в среде русской эмиграции. С этой целью ведомством и была вброшена дезинформация в воспаленные головы некоторых русских эмигрантов. И, надо отметить, операция в тот момент прошла успешно. На эту тему появились публикации в парижской „Русской мысли” и „Континенте”. Делу помогло еще и то, что Синявский был слишком самостоятелен, всегда имел собственное мнение и не желал ходить строем ни в советском обществе, ни в антисоветском. Вполне естественно, что и во Франции его поведение активно не нравилось эмигрантскому „парижскому обкому” […] После того как замысел КГБ был раскрыт, а документы опубликованы, многолетний главный редактор „Континента” Владимир Максимов принес Синявскому публичные извинения. Письменные извинения принес и тогдашний сотрудник „Русской мысли” — известный диссидент Александр Гинзбург. Казалось бы, вопрос закрыт. Но это только казалось» [22].
Бобков вспоминал о таком разговоре с Максимовым: «В 90-е вернувшийся из эмиграции писатель Владимир Максимов сказал мне: „Филипп Денисович, многие из ваших бывших агентов сегодня заняли положение в обществе, стали демократами, давайте вместе будем их разоблачать!” А я ответил: „Я не предаю своих людей, даже если они сами меня предали. А вы, Владимир Емельянович, лучше бы сами рассказали людям правду о том, как вы уехали, а то все думают, что вас выслали из СССР, хотя вы сами попросились на выезд. А потом работали на американское правительство”» (цит. по [14]).
И еще одно высказывание Бобкова, выводящее из под «обстрела» Андропова: «„Горбачевская „перестройка”. Государство убивали, находясь в здравом уме и твердой памяти, первые лица страны (Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе) и их ближайшие соратники — аналогов такому событию в человеческой истории нет. Не могу утверждать, были ли они агентами, но то, что их действия, в конечном счете, совпали с планами западных спецслужб и политиков, очевидно».
То есть личностные интересы первых лиц совпали с интересами имевшегося на тот момент врага, что вообще является редкостью. Хотя это и был мирный переход, но под совершенно противоположные знамена, под руководством людей, которые до этого снимали с работы и отправляли за решетку тех, кто только заикался о таких вариантах.
Л. Млечин видит в крахе СССР существенную роль Андропова: «Я думаю, что Комитет государственной безопасности под руководством Андропова нанес чудовищный вред стране. Я думаю, что определил ее трагедию, которая закончилась развалом государства. Думаю, что Комитет госбезопасности под руководством Андропова именно в том виде, в каком он был создан Андроповым, привел страну к этому бедственному положению. Потому что он сковывал общество, лишал возможности общество развиваться, сковывал мысль, все контролировал. По существу мешал людям жить. И кончилось это, а я думаю, что КГБ один из главных виновников всего этого, и кончилось это трагически для нашей страны» [23].
Михаил Любимов отрицает роль Андропова в инициации перестройки, говоря: «То, что готовил перестройку Андропов — это полный блеф». При этом Бобков говорит совершенно противоположные вещи: «Мало кто знал, что автором перестройки был вовсе не Горбачев — ее стратегическую основу разрабатывал Ю. В. Андропов. К сожалению, слишком мало времени отвела ему судьба, и не сумел он осуществить свой грандиозный замысел». То есть даже самые центральные факты истории остаются покрытыми завесой тайны
Такое поведение Андропова, возможно, связано с его собственными страхами и боязнью. Все отмечают его «трепет» перед начальством, Любимов подчеркивает, например, такое: «Мне Николай Егорычев, человек очень достойный, прошедший всю войну и выступивший смело против Брежнева на съезде, на пленуме и потом очутившись в Дании, где мы с ним прекрасно совместно работали, он много раз мне говорил, что Юрий Владимирович очень аккуратный, идет маленькими шажками, он никогда не пойдет на решительный шаг. Хотя председатель КГБ — это такая фигура мрачная. Правда? А вот он был не такой: он был осторожный, он был улыбчивый, он был с претензией на интеллектуализм».
