Абдуловская мымра-секретарша сидела за своим столом в полном шоке и потому против обыкновения даже не шипела на журналистов по поводу взбитого их «копытами» паласа, разбрасываемых там и сям окурков и несмолкаемого галдежа. Когда на пороге появился Кечин — физиономия начальника уже давно перестала вписываться в телевизионный экран, — мымра взглянула на него, как на спасителя. Приемная взорвалась мощным нечленораздельным гулом обращенных к Кечину вопросов.
— Продолжайте работать, — провозгласил руководитель компании, утихомиривая сотрудников жестами поднятых рук. — Мы принимаем все необходимые меры и будем держать вас в курсе дела. Но все должно идти как обычно, передача должна выйти в эфир, как и все остальные телепродукты. Работать, работать!
Кечин похлопал для убедительности в ладоши и стал жестами подгонять присутствующих к выходу. Те начали расходиться в полном недоумении, но в коридоре разбивались на пары, тройки и кружки, заполонили курилки и лестницы и ни о чем другом не могли говорить, кроме одного — что случилось, почему арестовали Абдулова, что с ним будет и что теперь будет со всеми ними…
«Ну, началось!» — подумал Костов. Арест Абдулова все без исключения телеканалы давали как новость номер один. В ящик лучше было не смотреть — везде рожа телезвезды, то застывшая в стоп-кадре, а то взятая из архива, еще молодая и относительно свежая, то отрывок из его последней передачи, то, наоборот, выдержки из первых выпусков «Вызова времени», где худенькие и якобы наивные тележурналисты — Абдулов среди них — высказывали смелые несвоевременные мысли, потрясая аудиторию своим мужеством. Комментарии были по большей части безвкусные — патетические, выжимающие слезу, а то злобные, обвинительные, издевательские, намекающие на заинтересованность спецслужб и чуть ли не призывающие впрямую к отставке правительства и досрочным выборам президента. «Ну, свихнулись журналюги, — думал Костов. — Из-за какого-то Абдулова!»
За руководством ГУВД и прокуратуры репортеры устроили настоящую охоту. Не брезговали они общением и со средним звеном — во всяком случае, телефон на столе Костова трещал не переставая. Но пресс-секретаря Костову по штату не полагалось, и он рассудил, что беспрерывно отвечать на звонки прессы — не его компетенция, иначе у него не останется времени, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями. И приставил к аппарату Надежду. Та, хотя ее «нежный» голос с провинциальным акцентом успешно отпугивал звонящих, через пять минут озверела от занудства репортеров и просто любопытствующих, от телезрительниц — поклонниц Абдулова, визжащих ей в трубку угрозы и лозунги о защите прав человека. Она шалела от тупости журналистов, задающих одни и те же вопросы и не слушающих ее ответы, от их агрессивности и дурных манер. Бог ты мой, если даже Надежда, никогда не имевшая шанса считаться образцом хорошего тона, шалела от дурных манер!.. В конце концов она проявила сообразительность и стала всех отсылать в пресс-службу ГУВД.
Конечно, вся эта утомительная суета надоедала, но Костов терпел — все шло по графику. Журналистский мир пришел в движение, восьмой телеканал всполошился, поклонники паникуют, и магнат Огульновский — будь он хоть с железными нервами — не может не нервничать. В таком шуме и скандале неизбежно выползет какая-нибудь новая интересная информация, проявят себя новые заинтересованные лица, отношения между фигурантами обострятся… Словом, ситуация создавала поле новых возможностей, пространство для новых интриг и комбинаций.
Внезапно Костов заметил, что рядом с ним уже какое-то время стоит Надежда с зажатой в протянутой к нему руке телефонной трубкой. «Сохова…» — объяснила она в ответ на его немой вопрос.
— Антон Сергеевич! — Алина была взволнована, даже не то слово — она была почти в истерике, голос дрожал, срывался, слова слетали с ее губ неравномерно, с задержками, дыхание лихорадочное. Она старалась взять себя в руки. — Я прошу вас о встрече, нам надо поговорить, — твердила Алина в трубку. — Только прошу, не у вас в управлении, я не могу, чтобы меня видели в таком состоянии, я не выдержу… Я должна вам сказать… теперь, после ареста Абдулова, я поняла, что все бесполезно… Это чудовищно… Я скажу…
