Костов сказал и с удивлением поймал на себе восхищенный взгляд Надежды.
— Ладно, хватит лирики, — оборвал себя Костов. — Ваша роль в этом деле в принципе недоказуема. Вы здесь выступаете почти как Робин Гуд — помогаете подчиненным, собственной выгоды не преследуете. Хотя такие работники вашу фирму, разумеется, не красят. И укрывательство мы вам тоже вменять не будем — достаточно бесперспективная затея при ваших средствах и связях. Если вы проявите благоразумие. Если нет — у вас появятся совершенно ненужные вам сложности. И хотя прищучить вас, может быть, нам и не удастся, ваши зарубежные партнеры, например, будут очень впечатлены сообщениями о вашем задержании, об обыске в вашей конторе, на даче или на квартире… Сейчас проверим, поняли ли вы то, что я вам тут излагал целый час. Так где Семиряга?
Надежда, как гипнотизерша, воткнулась немигающим взглядом в Беспанова, тот, сидя в своем кресле, продолжал молчать. Костов знал, о чем думает «продукт». О том, что мент, конечно же, отчасти прав — сколько вони из-за этих кретинов Штырева и Семиряги, ему-то, Беспанову, зачем все это? Они, разумеется, одна команда, но менты вышли на след, и лучше бы больше резких движений не делать. И насчет партнеров он прав — на Западе только и орут, что о русской мафии. Еще не хватало стать «невъездным»…
— Он у меня на даче, — прорезал наконец тишину голос Беспанова.
Абдулов накачался основательно — дел у него теперь, слава те господи, немного, никаких съемок назавтра, держать себя в форме необязательно. Поэтому он сидел у стойки, уткнувшись в рюмку и не озираясь по сторонам, не обращая внимания на окружающих, и тянул виски. Расслабуха, одежда неформальная — брюхо, обтянутое майкой, трется о столешницу, бледные рыхлые щеки избавились от грима, очертания глаз искажены линзами очков (незаметно подкралась старческая дальнозоркость) — и сам он, телезвезда, слился с толпой завсегдатаев бара, превратившись в бесцветного, незаметного, как и все, поддатого дядьку. И ни одна сука в нем не признает сейчас великого Абдулова.
Вы думаете, он сдался? Болт вам всем! Сдался… Он просто временно расслабляется, чтобы завтра с новыми силами заняться решением своих проблем. Есть еще ходы в запасе, сохранились еще связи, завтра он их детально обдумает и составит план действий. Интересно, что скажут эти сволочи Кечин с Огульновским, если он, Абдулов, заявится прямо к Бреусу? И Бреус его примет, обязательно примет. Он не раз готовил с ним интервью для «Вызова времени» — в те времена, когда его шеф и Бреус были заодно (позже, когда они разошлись из-за одной приватизационной сделки, интервью с Бреусом никогда больше не появлялись в эфире восьмого канала), и сохранил с ним прекрасные отношения. Можно представить, какие у них будут рожи… А Бреус в отличие от Огульновского и особенно от Кечина понимает, что таланты надо ценить и беречь. Вокруг Бреуса сейчас собирается новая информационная империя, и Абдулову в ней местечко обязательно найдется. И местечко не последнее. Так что причин для беспокойства никаких.
Абдулов клюнул носом в рюмку. Кто-то чувствительно толкнул его под руку, усаживаясь рядом на высокий стул. Он покосился — блондинистая девица оправляла у себя на коленях складки короткой юбочки. Ой, да мы скромницы! Заговорить с ней, что ли? Нет, неохота. Надоели эти дурешки, не до них. Топить проблемы в спиртном и объятьях шлюшек — это путь слабаков, подумал Абдулов. Его сильно качнуло в сторону девицы, он едва не боднул ее в живот. «Сорри», — буркнул он, с трудом распрямляясь и удерживая равновесие и скроив гримасу в попытке обаятельно улыбнуться. Та в ответ с готовностью продемонстрировала хорошую работу своего стоматолога.
И с Алинкой все наладится — завтра же. К черту, развестись с Ниной, Алинку под венец — и все! И все проблемы! Начать новую жизнь…
— Аркадий Николаевич! — Абдулову захотелось протереть глаза — вместо блондинки по правую руку откуда-то образовался мент. Все вокруг Абдулова колебалось, вертелось, кружилось, мент тоже не мог устоять на месте — качался то право, то влево, постоянно отпихивая от себя ту самую короткоюбочную девицу.
