– Постой!
Я замер. Каро достала из сумочки ручку, схватила меня за руку и записала телефон – прямо на коже.
– Если вдруг захочется – позвони.
Вечером в пабе Уоллес спросил, откуда у меня на голове взялся грейпфрут. Я рассказал про маньяка-поджигателя, потом – про татуированного маньяка, и друг быстро потерял интерес. Но когда я заговорил про Каро, он прямо-таки подскочил.
– Она просила ей позвонить? Что, правда?
– Да.
– Ты отказался?
– Я промолчал.
– Слава Богу! – Уоллес поставил стакан на барную стойку и внимательно посмотрел на меня. – Надеюсь, ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз.
– Помню.
Но Уоллес был полон решимости освежить мою память.
– Вы встречались месяца два.
– Пять с половиной, – буркнул я.
– А потом тебе стукнуло восемнадцать, и прямо в твой день рождения она бросила тебя ради Дэнни Куррана.
Я мрачно кивнул.
Уоллес рассмеялся:
– Ей же лучше, если любовник он не такой плохой как учитель. Господи, ну у тебя И рожа была, когда ты их застукал! Она сосала ему член прямо на твоем дне рождения!
– Заткнись. – Я покраснел.
– Да ладно, все быльем поросло. – Он улыбнулся и покачал головой. – Бедняга Дэнни. Интересно, что стало с этим одноногим доходягой?
– Ничего он не одноногий. Просто одна нога короче.
– Точно, а я и забыл. Ты же его без штанов видел? – Уоллес набрал в рот пива и постарался состроить серьезное лицо. Старался он так прилежно, что пиво полилось у него из ноздрей.
– Рад, что тебе весело.
Отсмеявшись, Уоллес откинулся на спинку стула и пожал плечами.
– Ничего хорошего у них не вышло. Он из-за связи с ученицей из школы вылетел. Расстался с женой, а потом и Каро его отшила.
– Не Дэнни, так кто-то другой… – кивнул я.
– Точно. – Уоллес повернулся ко мне лицом. – О чем и речь. Зачем тебе ее номер? Ты не хуже меня знаешь – стоит тебе раз ее увидеть, и ты за ней, виляя хвостом, побежишь.
– Ничего подобного!
– А сейчас ты что делаешь? Не понимаю, на кой тебе эта пустышка?
Вот вам весь Уоллес: пытается выглядеть круто, а сам говорит «пустышка». Это слово даже наши родители старомодным назовут.
– Мы были подростками, – напомнил я. – Каро льстило, что любимый учитель обратил на нее внимание. Сейчас ей двадцать три. Люди меняются. А ты все такой же.
Некоторое время он дулся, потом опять взялся за свое:
– Вот что я тебе скажу. Кое-чего ты не знаешь. Она над тобой смеялась – за спиной.
– Нет. Другие, может, и смеялись. Придурки вроде тебя. Но не Каро.
– Мэдден, говорю тебе, она над тобой прикалывалась, даже когда вы встречались, довольно грубо. Звала тебя Мэдлен.
– Чушь собачья.
Уоллес посмотрел на меня так, как солдаты в старых фильмах смотрят на товарищей за пару секунд до смертельной атаки.
– Марк…
– Что?
– Обещай, что не станешь ей звонить.
– Зачем? Тебе-то что?
– Обещай, и все.
– Ну ладно. Обещаю.
Я позвонил ей, как только добрался домой.
Вечером ровно в восемь я подъехал к дому Каро. Она жила на втором этаже с видом на ботанические сады Кью. Удома стоял спортивный «BMW», по сравнению с которым мой «фиат» выглядел колымагой для старушек. Борясь с испугом и радостным возбуждением, я позвонил в дверь. Каро – уже без гипса – открыла дверь, обняла меня и приветствовала фальшивыми поцелуями, которые так свойственны женщинам среднего класса.
В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро:
– Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь.
Каро хрипло рассмеялась.
Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны, В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку.
– Ты уже была здесь? – спросил я.
– Нет. А ты?
– Приходилось пару раз. Это лучший ресторан в Ричмонде, если не считать индийского ресторанчика «Нью-Манзил».
– Где бесплатно дают вино?
– Да. И спичечные коробки у них со слонами.
В ресторане тихонько играла музыка.
– Слушай! Это же наша песня? – поразился я.
