Не договорив, вместо окончания плюнул пану протомедику в лицо, отвернулся, опустил шляпу на левое ухо и поплелся вверх к райским вратам.
IV
Тяжелая была дорога, тернистая и стремительная, и хоть казалось, что райские врата вот-вот, совсем близко от адских, так что лишь рукой подать, но когда пришлось идти от одних к другим, русину выдалось сие безмерно тяжелым трудом. Он шел и шел — казалось, века, тысячелетия, а врат рая как не было, так и не было. Сотки раз ослабевало его тело, не становилось духа в груди, темнело в глазах, и разочарование клещами сжимало сердце, но его твердая воля, то старое русское упрямство, все вновь подталкивало его в дорогу. Наконец, задыхающийся, усталый, еле живой, он постучал в узкую небесную дверцу.
— Кто там? — спросил изнутри святой Петр.
— Я, русин, — ответил наш герой.
— Русин… русин… русин, — промурлыкал святой Петр. — Подожди минуту, я только загляну в твой кондуит[10]. Э, брат, да ведь ты гайдамака!
— Что ж, — почесывая затылок, молвил русин, — был такой грех! А ведь, святой Петр, прими во внимание, какие на то были причины и какое на то покаяние!
— То, то, то! Знаем это, знаем! Но ведь здесь стоят еще другие грехи. Ты, брат, подкапывался под уважение государства и церкви.
— Кто? Я? Когда? Как?
— Э, долго бы это было растолковывать тебе, а мне некогда. Прочти себе краковский «Час», так сам убедишься.
— Краковский «Час»? Разве же он и здесь в почете?
— А ты как думал? Разумеется.
— Ха, так в таком случае мне здесь нечего делать.
И уже подался, чтоб идти прочь, но вдруг остановился, как остолбенев.
— Святой Петр, — крикнул, — эй, святой Петр!
— Ну, чего тебе еще? — спросил святой Петр, высовывая голову через окошко над дверцей.
— Скажи мне, пожалуйста, что мне делать, куда податься? Был я в аду, оттуда выгнали меня. В рай меня не пускаете. Где же мое место?
— Почем я знаю! — ответил святой Петр, пожимая плечами.
— А кто же это может знать?
— Пан-бог знает. А ты иди себе, там увидишь.
— Да, если так, то пусть будет и так, — ответил покорно русин. — Бывай здоров, святой Петр!
И русин снял шляпу с головы и поклонился святому. Но в тот миг дикая мысль стрельнула ему в голову. Замахнувшись широко шляпой, он через высокую стену бросил ее в рай. Шляпа была вся заляпана адской смолой, от которой начала расходиться по раю страшная вонь.
Среди святых совершилось замешательство, крик и вопли, а русин под воротами также наделал шуму.
— Отдайте мне мою шляпу! — завизжал он. — Передо мной дальняя дорога, как же я пойду без шляпы?
Но напрасно святые пробовали приступить к шляпе и взять ее. Адская смола жгла и пачкала их пречистые руки. А русин то и дело голосил по своей шляпе.
— Ну, иди, дурак, и возьми себе ее, пусть нам тут вони не делает! — молвил святой Петр и впустил русина в рай.
— Хе, хе, хе! — молвил русин, добравшись до него. — Как же здесь красиво и приятно! А теперь я уж наверняка был бы дурак, если бы, раз добравшись сюда, вышел отсюда добровольно!
— Что? Как? Ты как смеешь? — вскрикнул Святой Петр.
— Но ведь, святенький Петр, — сказал русин, усаживаясь в наголовнике своей шляпы и поджав ноги под себя так, чтобы стопы совсем стояли на ее широченных полях. — Видишь, ведь я не в твоем раю сижу, а в своей шляпе!
Аж захохотал святой Петр на такой юмор, а дальше плюнув не то сердито, не то добродушно, пошел спросить пана-бога, что делать с тем приблудой.
— Когда его из ада выгнали, — сказал пан-бог, — то видно, что не должен он быть так зол, как о нем болтают. Но и в рай он не заслужил, потому что рай заслуживается не терпением, а множеством добрых поступков. Пусть, стало быть, возвращается обратно на свет, пусть живет и работает, а там увидим, куда поместить его.
Возвратился святой Петр и заявил русину тот божий приговор. Не смел русин противиться божьему повелению и возвратился обратно на землю, возродился. Пробыв несколько минут в аду и несколько минут в раю, зная, какой вкус у одного и у второго, умея ценить свою новую жизнь, потому что знал, в чем ее действительная цена.
Перевод — Артём Агеев
