– Здравствуйте, мистер Лавджой.
Вэн, наклонившись, возился со своей камерой. Он поднял голову и откинул назад длинные волосы.
– А, привет, Эй… э, миссис Ратледж.
– Рада вас снова видеть.
– Как и я. – Он вставил новую пленку и повесил аппарат на плечо. – Мне вас недоставало первую неделю турне, но, как я погляжу, семья воссоединилась.
– Да, мистер Ратледж пожелал, чтобы мы к нему приехали.
– Правда? – Вэн многозначительно посмотрел на нее. – Ну не прелестно ли?
Она ответила ему укоризненным взглядом. В течение дня она несколько раз видела Вэна, и они кивали друг другу, но только теперь ей представилась возможность с ним поговорить. Вторая половина дня прошла как в тумане, особенно после много ей объяснившего разговора с Дороти-Рей.
– Как идут дела? – поинтересовался Вэн.
– Кампания? Тяжелая работа. Сегодня пожала, наверное, тысячу рук, и это капля в море по сравнению с тем, что пришлось сделать Тейту.
Понятно, почему он был таким измотанным в вечер ее приезда. А ведь на людях ему полагалось всякий раз излучать бодрость и энтузиазм.
На сегодня это было последнее мероприятие. Официально банкет уже завершился, но многие, слушавшие выступление Тейта, продолжали толпиться вокруг него, чтобы теперь лично с ним побеседовать. Эйвери беспокоилась из-за того, что после трудного дня на него опять ложится такая нагрузка, но была рада случаю ускользнуть и поискать Вэна.
– Я слыхал, он выпер этих ублюдков от «Вейкли и Фостера»?
– Слухом земля полнится.
– Пэскел уже сделал заявление по этому поводу. По мне, так Ратледж вовремя дал им пинка. Они попросту никого к нему не подпускали. Добираться до него было все равно как трахаться, нацепив кой-куда подшипник вместо старой доброй резинки.
Эйвери понадеялась, что никто из окружающих не расслышал последнего изысканного сравнения. Если такой оборот и сошел бы для разговора с коллегой, то для ушей супруги потенциального члена Конгресса он вряд ли годился. Она поспешно сменила тему:
– Ролики, которые вы отсняли на ранчо, теперь идут по телевизору.
– Вы их видели?
– Великолепная работа, мистер Лавджой.
Он показал в улыбке кривые зубы:
– Благодарю, миссис Ратледж.
– Вы видели здесь кого-нибудь из знакомых? – невзначай спросила она, окидывая взглядом находящуюся в непрерывном движении толпу.
– Не в этот раз. – То как Вэн выделил слово «этот», заставило ее тут же посмотреть ему в лицо. – Но днем видел.
– Вот как? – Она вглядывалась в мелькавшие лица, но, к своему огромному облегчению, Седого среди них не находила. – Где? Здесь, в гостинице?
– На «Дженерал дайнемикс», а потом и на базе ВВС в Карсуэлле.
– Понятно, – выговорила она срывающимся голосом. – Это в первый раз за турне?
– Ага, – кивнул он. – Прощения просим, миссис Ратледж. Профессиональные обязанности. Мне сигналит репортер, пора сваливать.
– О, простите, что задержала вас, мистер Лавджой.
– Нет проблем. Рад помочь. – Он пошел прочь, но обернулся. – Миссис Ратледж, вам часом в голову не приходило, что этот кое-кто здесь следит за вами, а не за… э, вашим мужем?
– За мной?
– Совсем не приходило? А зря. – Во взгляде Вэна было предостережение. Мгновение спустя он растворился в людском круговороте.
Эйвери стояла не двигаясь и обдумывала намек, от которого у нее мурашки побежали по коже. Она не замечала движения толпы, шума и суматохи, не видела, что некто наблюдает за ней через комнату и размышляет, о чем это она так долго беседовала с каким-то потрепанным телеоператором.
* * *
– Джек?
– Хм-м?
– Ты заметил мою новую прическу?
Впервые за много-много лет Дороти-Рей любовалась собственным отражением. В юности, когда она была самой популярной из девочек своего колледжа в Лампасасе, на общение с зеркалами уходила львиная доля ее времени. Но потом очень долго любоваться было нечем.
