Дороти-Рей затеребила салфетку. Потом тихо сказала:
– У меня никогда не получалось держать ее в узде.
– Правильно, потому что ты себя не можешь удержать.
– Ты жестока, Кэрол.
Эйвери захотелось обнять эту женщину и прижать к себе. Захотелось сказать: «Нет же, нет. Я говорю тебе это не из жестокости, а для твоего же блага».
Вместо этого она ответила так, как могла бы ответить Кэрол:
– Просто мне надоело отвечать за твои семейные неурядицы. Будь Джеку женой, а не плакальщицей.
– Какой в этом прок? – безнадежно вздохнула она. – Джек меня ненавидит.
– Почему ты так решила?
– Сама знаешь. Потому что уверен, что я обманом его на себе женила. А я действительно думала, что беременна. У меня была задержка.
– Если бы Джек тебя ненавидел, разве прожил бы он с тобой все эти годы? – возразила Эйвери. – Разве возвратился бы после того ухода?
– Возвратился, потому что ему велел Нельсон, – грустно пояснила Дороти-Рей.
Вон оно что. Джек всегда поступал так, как велел отец. Его привязывал к жене долг, не любовь. Он был рабочим битюгом, а Тейт – выставочным скакуном. Как много взаимной неприязни могло родиться из такого неравенства! Вероятно, Джек старался найти способ как-то посчитаться с братом и родителями.
Эйвери взглянула на Дороти-Рей совсем другими глазами и была вынуждена признать, что и сама она, чего доброго, запила бы, попав в капкан безлюбовного брака, который держался лишь на родительской воле. А для Дороти-Рей такое положение должно было быть особенно тяжким, потому что она, без сомнения, очень любила Джека.
– Держи. – Эйвери вынула из косметички чистую салфетку и подала ее Дороти-Рей. – Вытри глаза и подкрась губы.
Едва та успела с этим покончить, как дверь машины открылась, и к ним присоединилась Фэнси, усевшаяся напротив на одно из откидных мест.
– Боже, вся эта кампания – сущее дерьмо. Гляньте, что стало с моими волосами из-за этого вонючего ветра.
Дороти-Рей неуверенно покосилась на Эйвери, которая, однако, сохранила полную бесстрастность. Собравшись с духом, мать все же обратилась к дочери:
– Фэнси, нельзя употреблять такие выражения.
– С какой стати?
– Потому что леди не пристало произносить такие вещи.
– Леди? Точно, – вызывающе подмигнула Фэнси. – Пребывай и дальше в счастливом заблуждении, маман. И выпивай по этому поводу. – Она развернула пластинку фруктовой жвачки и отправила ее в рот. – Сколько нам тут еще торчать? Где в этой штуковине радио?
– Я бы попросила тебя не включать радио, Фэнси, – сказала Эйвери, – а то Мэнди проснется.
Фэнси тихо чертыхнулась и постучала друг о друга своими красными ботинками.
– Вечером на митинг тебе надо будет надеть что-нибудь более подходящее, – заметила Дороти-Рей, поглядев на едва прикрытые юбкой стройные ноги дочери.
Фэнси вытянула руки вдоль спинки своего сиденья:
– Да ну? Знаешь, у меня и нет ничего подходящего. Слава тебе Господи.
– Когда мы вернемся в отель, я просмотрю твои вещи и…
– Так тебе и дадут, жди! – вскинулась Фэнси. – Одену то, что пожелаю, черт возьми. К тому же я тебе ясно сказала, у меня нет…
– Как вы насчет пройтись по магазинам сегодня после обеда? – Фэнси и Дороти-Рей уставились на Эйвери, застигнутые врасплох ее неожиданным предложением. – Вы наверняка подыщете какое-нибудь платьице – подходящее, но в меру экстравагантное. Сама я, разумеется, пойти не смогу, но вы вполне можете взять такси и вдвоем съездить в супермаркет, пока Тейт будет давать интервью на телевидении. Собственно говоря, – добавила она, чувствуя, что они колеблются, – у меня есть список вещей, которые вы могли бы заодно мне купить.
– А кто сказал, что я еду? – заартачилась Фэнси.
– Давай съездим, а?
Фэнси вскинула глаза на мать, говорившую совершенно спокойно, даже чуть робко. Девушка была определенно сбита с толку. Ее взгляд выражал недоверие, но и любопытство тоже. Эйвери вдруг почудилось, как из-под напускной бравады на миг проступила неуверенность и ранимость.
– Почему бы нам не поехать? – Голос Дороти-Рей чуть дрогнул. – Мы целую вечность не делали ничего такого вместе. Может быть, я тоже купила бы себе платье, если ты поможешь мне выбрать.
