Он раздвинул ее губы своими, властными и страстными. Его язык пробовал на вкус ее рот, проникая все глубже и глубже. Эйвери захватила его волосы в пригоршню и отдалась поцелую.
Он ослабил руки, сжимавшие ее голову. Потом его тело вытянулось рядом с ее, его бедро прижимало ее к кровати. Она свернулась под ним. Он тронул ее между ног коленом.
– Это ты меня так хочешь?
У Эйвери перехватило дыхание – так ее возбудил его напор.
– Ты велел мне ничего не говорить.
– Кого ты хочешь?
Она провела руками по его бедрам и притянула его к себе.
Он застонал и прервал поцелуй, несколько раз коснувшись губами ее рта. Потом поцеловал шею, грудь, обхватив ее руками. Его рот нащупал отвердевший сосок одной груди и ласкал его через тонкую ткань ночной рубашки.
Она инстинктивно изогнулась на кровати. Руки его проскользнули между подушкой и ее головой, его ладони поддерживали ее, пальцы сплелись под ее подбородком. Он приподнял ее голову, опять прижался ртом к ее рту горячим поцелуем и лег между ее раздвинутых бедер.
Тело Эйвери с готовностью откликнулось, почувствовав его напряжение. Было что-то особенно возбуждающее в том, как терлись его плавки об ее трусики.
Горячая, твердая, напряженная рука Тейта проникла сквозь шелковую преграду, мешавшую ему соединиться с ней.
И тут зазвонил телефон.
Он высвободил руку, но Эйвери все еще лежала, придавленная его тяжестью. Они лежали и не могли отдышаться, а телефон продолжал звонить.
Наконец Тейт откатился к краю кровати и рывком снял трубку.
– Алло! – Пауза. Потом он тихо выругался. – Да, Джек, – прорычал он. – Я не сплю. В чем дело?
Эйвери едва слышно застонала, отодвинулась к дальнему углу кровати и повернулась к нему спиной.
– Минутку, я сейчас кончу.
Отложив бумагу, которую читал, Эдди поднялся с удобного гостиничного кресла и обошел пуфик из того же гарнитура. На нем были свалены разные распечатки, газетные вырезки, демографические таблицы. Уверенный, что в дверь стучит официант, принесший его заказ, он распахнул ее, даже не посмотрев в глазок. На пороге стояла Фэнси.
– Я не пожалела денег, чтобы на это полюбоваться.
Он совершенно не собирался скрывать своего раздражения и преградил ей дорогу, упершись рукой в косяк.
– На что полюбоваться?
– На то, как ты кончаешь.
– Мило.
– Благодарю, – весело ответила она. Потом ее голубые глаза потемнели. – Кого ты ждал?
– Не твое дело. Что ты делаешь так далеко от дома, детка?
В холле раздался звонок подъехавшего лифта, из которого вышел официант с подносом на плече. Он подошел бесшумно.
– Мистер Пэскел?
– Сюда. – Эдди посторонился, давая ему пройти, и Фэнси тоже проскользнула в комнату. Она отправилась в ванную и заперла за собой дверь. Эдди нацарапал свою подпись на счете и проводил официанта до двери.
– Приятного вечера. – Юнец панибратски взглянул на него и подмигнул.
Эдди закрыл дверь слишком громко и поспешно, чтобы это выглядело вежливо.
– Фэнси? – Он постучал в дверь ванной.
– Сейчас выхожу.
Он услышал, как шумит вода в унитазе. Она открыла дверь, на ходу поправляя свое облегающее платье. Оно было сделано из какого-то эластичного материала и обтягивало ее, словно вторая кожа. Сверху оно заканчивалось широким воротом, который можно было спускать с плеч. Так она его и носила.
Платье было красное. Такими же были помада, туфли на каблуках и десяток пластмассовых браслетов, болтавшихся у нее на запястье. Копна ее белокурых волос была растрепана даже больше, чем обычно, и она выглядела совсем как шлюха.
– Что ты заказал? Умираю от голода.
– Ты не приглашена. – Эдди преградил ей путь к подносу, оставленному на столе. Он схватил ее за руку. – Что ты здесь делаешь?
– Ну, сначала я писала. Теперь хочу взглянуть, что ты собираешься есть.
Пальцы его сжались сильнее, и он сквозь зубы пробормотал ее имя.
– Что ты делаешь в Хьюстоне?
– Дома стало скучно, – сказала она, высвобождая руку. – Там только мама и Мона. Мама полдня в отключке, а в остальное время рыдает над тем, что папа ее больше не любит. Правда, я сомневаюсь, что он вообще ее когда-нибудь любил. Знаешь, он женился, потому что думал, что она залетела.
