Вряд ли Лелька заметила охотника за лягушками. Её взгляд был прикован к речной глади. Лёгкий ветерок давно просушил волосы и теперь робко перебирал длинные пряди, будто хотел заплести их в косу, да не находил нужной силы.
Гонимая ветром рябь переливалась на закатном солнце и покрывала реку причудливой сверкающей чешуёй. Русалка пребывала в том оцепенении, когда тело словно растворяется в окружающем мире, а глаза не могут оторваться от одной единственной точки, дающей покой и отдохновение.
Краешком сознания Лелька заметила как недалеко от берега брызнула в рассыпную стайка плотвы. Воображение вяло нарисовало вечно голодную щуку, гоняющую на мелководье рыбью мелочь. Однако, вместо спины промахнувшегося хищника, из воды возникла косматая макушка водяного. Старый Щитень болезненно щурился, для его глаз и вечернее солнце было слишком ярким. На берег выходить не спешил — отдыхал, утомлённый поисками любимой ученицы.
Наконец, разглядев примостившуюся на бревне Лельку, ласково улыбнулся и двинулся из реки. Несколько мальков выскользнуло из спутанной бороды и серебристыми искорками шлёпнулись в воду. Щитень остановился, загрёб бородищу узловатой рукой и бережно потряс, выгоняя то, что не успело выпутаться само. Последним отцепился мелкий рачонок, ухватившийся клешнёй за кончик длинного уса, и упрямо не желающий возвращаться в родную реку. Убедившись, что живности не осталось, водяной встряхнул мочалкой бороды и ступил на песок. Подковыляв ближе, погладил Лельку по голове, помолчал. Будто вспомнив зачем пришёл, вытащил из подмышки маленький свёрток, развернул, встряхнул и расстелил на бревне рубаху с неброским узором по вороту и рукавам. Присев рядом, поинтересовался:
— Узнаёшь?
Русалка оторвала взгляд от воды и несколько мгновений неверяще смотрела на принесённую одежду.
— Деда, откуда?
— Да всё из старых укромов. — улыбнулся водяной. — Как чуял, что приберечь надо. Вишь, не ошибся, пригодилось. Эт мы, старики, без одёжи подмерзаем. Вы же, всё больше волосами наряжаетесь, а середь людей нагишом не можно. Вот только коротковата, думаю, будет. Ну, уж лучше, чем ничего…
Он замолчал. Русалка задумчиво провела ладошкой по мокрой холстине, тронула пальчиком вышивку, подняла глаза на лешего.
— Спасибо, дедушка Щитень.
— На благо, внученька, на благо. — вздохнул старик.
Он тронул ладонью лицо, будто бы смахивая капельки воды. Зажмурился, снова утёрся и, часто заморгав, отвернулся. Лелька перевела взгляд на реку, еле слышно обронила:
— Наверное… попрощаться надо… со всеми.
— Не трудись, к чему кручину множить. Нынче наши собирались, поручили проводить, велели сказать… — водяной прерывисто вздохнул. — Народ твой тут, ты нам как дочь, не забывай и, да пребудут с тобой Светлые Боги…
Щитень, не оглядываясь, двинулся в воду. Русалка еле заметно кивнула вслед. Глаза заблестели отражая бегущие по воде круги. Когда истаял последний, Лелька медленно двинулась вдоль берега.
Приближалась первая из тридцати трёх оставшихся ночей…
…Ярило, будто умытая детская мордашка, выглянул из—за холма и по траве наперегонки побежали неугомонные золотистые лучи. Один раньше всех добежал до Лельки и коснулся лба светлой тёплой ладошкой. Русалка наморщила носик, поёжилась от утренней свежести и открыла глаза. Уселась столбиком, тряхнула волнами волос, сладко потянулась. Ослепительный лик солнца вырастал на глазах, неумолимо вздымаясь над макушками деревьев.
Лелька вдохнула и замерла, всем телом впитывая давно забытое дневное тепло. Именно эти ласковые прикосновения Ярилы и должны были погубить её на закате тридцать третьего дня. Но в этом возрасте тридцать дней как тридцать лет. Да и наставница нагадала куда идти, чтобы до срока встретить того, кто ранил сердце и полонил душу. И обнадёжила, что случится это гораздо раньше означенного дня. Теперь главное дойти, добежать, глянуть хоть разок, послушать голос, побыть рядом… а там не страшна и смерть, избавления от которой так и не дала жестокая Дана..
