Одно бесспорно: придворные аристократы — все эти Эстерхази, Палфи, Фештетичи, Сечени и tutti quanti[65] сделались крупнейшими землевладельцами, богатейшими магнатами страны в период контрреформации, за счет имущества, конфискованного у куруцев. И эта придворная аристократия и по своему поведению, и по духовному складу уже не так сильно отличалась от финансовой аристократии, новоиспеченных баронов вроде Ротшильдов или Сины, как, скажем, родовитый магнат Вешелени. Но если Сечени в буквальном смысле слова не замечает денежных махинаций Меттерниха или себе подобных аристократов, считая такие дела вполне естественными, то Вешелени в свою очередь считает вполне естественным, что он, отпрыск славного венгерского рода, стоит на общественной лестнице гораздо ниже, чем «нувориш» Сечени.
Однако важно заметить: Сечени отличался от растленной придворной аристократии, в частности, тем, что за ним никогда не водилось грязных денежных делишек и он не стремился приумножить свое состояние за счет общественного имущества. Это вполне естественно: не мог же Сечени уподобляться всем этим Палфи, Эстерхази и иже с ними? И если с этой точки зрения вспомнить — теперь уже в последний раз — о ста пятидесяти фунтах, которые он не без опаски выплатил Терни Кларку, то ведь деньги эти были общественными средствами и Сечени распоряжался общественной казной подобно pater familias[66] в духе римского права. Тут он никак не мог следовать примеру австрийских легитимистов, венгерских магнатов, французских дипломатов или деятелей английского парламента. От них можно было научиться как раз обратному…
Мелани и в дальнейшем не оставила своих попыток оказывать посредничество. 30 апреля 1839 года Меттерних не пожелал принять Сечени и заставил его ждать в приемной. Однако вмешивается Мелани, и Сечени попадает к Меттерниху.
Меттерних ставит его в известность, что императорское согласие на постройку моста будет получено в течение ближайших суток. Затем следуют обычные меттерниховские добрые советы и поучения:
— «Нация, нация»! При чем тут «нация»? Главное и основное для нас — государство. Вот и к строительству моста вы подходите неправильно, это должно быть делом правительственным!
Сечени вольно додумывать про себя: «Конечно, тебе не по душе, что строительство ведет Сина, а не твой Ротшильд!»
— За последние десять лет Венгрия достигла полного разложения, — витийствует Меттерних.
А Сечени имеет возможность ответить на это тоже лишь в своем дневнике:
«Десять лет назад он заявил: «Мой дом на улице Реннвег — пограничный столб цивилизации…»
Кстати, императорское согласие действительно было получено, хотя и не в течение двадцати четырех часов, как сулил Меттерних, а 18 мая. Для империи, руководимой Меттернихом, — результат весьма скорый… Посредничество Мелани на этом, к сожалению, не кончается. Я говорю «к сожалению», потому что в трудные для него часы Сечени иногда действительно оказывается по одну сторону с Меттернихом.
При нормальном ходе вещей следовало бы ожидать, что теперь, когда подготовка к строительству закончена, финансовые вопросы и проблемы проектирования улажены, остается лишь подыскать надежного десятника или смотрителя работ. А там — рабочие трудятся в поте лица, десятник знай себе покрикивает, и через какое-то время — если речь идет о постройке виллы — владельцу вручают ключи от дома. Однако при сооружении столь грандиозного моста даже на церемонию закладки фундамента делегируют эрцгерцога, а уж на открытии моста присутствуют, если доживают до тех пор, инициатор начинания — в данном случае Иштван Сечени, автор проекта — Кларк, руководитель строительных работ — другой Кларк, ну и конечно, опять же в первую очередь, власти предержащие.
Но события развертывались не совсем так, и здесь наш мост — не исключение. Создание великих творений никогда не проходит «нормально», даже сооружение пирамид проходило не гладко, да и строительство Суэцкого канала, уж не говоря о Панамском; так оно и повелось до сих пор. До сих пор — но не на веки вечные.
Вообще-то говоря этому мосту исключительно повезло. Третий человек, который сейчас появляется на страницах нашего повествования, личность в своем роде ничуть не менее значительная, чем Иштван Сечени или Терни Кларк, и заслуга его в воплощении великой идеи вряд ли меньше. Адам Кларк, возглавивший строительство, — лишь однофамилец Терни Кларка, человек совершенно иного типа: выходец из рабочей семьи да и сам рабочий.