. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ротшильд отвечал на эту благодарность своей признательностью, солидно подкрепляя ее цветами и более ценными подношениями.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Конечно, Меттерних знал об этом, как ему было не знать!
Спустя год после вступления в брак у Мелани рождается ребенок, и Соломон Ротшильд в длинном послании шлет князю свои поздравления из Парижа, где он находится в это время у брата.
Письмо выдержано в столь мерзком подобострастно-приторном тоне, что, боюсь, перевод покажется вам преувеличением. Поэтому цитирую в оригинале:
«Niemand konnte wohl an diesem freudigen Ereigniss einer wärmeren Anteil nehmen als ich, der so oft Zeuge des häuslichen Glücks Eurer Durchlaucht war, und in diesem teuren Kinde die Befestigung so zärtlicher und glücklicher Bande sieht»[62] и т. д. и т. п. в самых слащавых выражениях… Затем: «…der so oft das Glück hatte» — то есть Ротшильд — «in der Nähe des klügsten und liebenswürdigsten Staatsmannes zu leben, wenn man, wie ich imstande war, die väterlichen und weisen Absichten Euer Durchlaucht zu würdigen»[63].
После чего Ротшильд снабжает Меттерниха несколькими политическими советами и продолжает:
«Ich habe mir die Freiheit genommen, einige Kleinigkeiten, welche man hier im Lande der Mode und Frivolität mit so vielem Geschmacke macht, für die gnädige Frau Fürstin und Dero liebe Prinzessin als einen kleinen Beweis meiner herzlichen Gefühle verfertigen zu lassen»[64].
И если уж об этом зашла речь, то я буду еще более точен. Меттерних и его супруга бегут из Вены 14 марта 1848 года в шесть часов вечера. Соломон Ротшильд через некоего архитектора по имени Романо шлет им тысячу талеров на дорожные расходы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да, в марте 1848-го Меттерних котировался по весьма невысокому курсу: в тысячу талеров. Позднее, к сожалению, акции его опять поднялись.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сечени был осведомлен о состоянии финансовых дел Меттерниха, оба находились в Вене, и им нетрудно было получать друг о друге информацию такого рода. Сечени мог разузнать кое-что не только от Мелани, но и от Пала Эстерхази; казус с венским Ротшильдом наверняка пересказал ему лондонский посол, и притом в не самых лестных выражениях.
Меттерних намеревался оказать поддержку князю Эстерхази — за счет Ротшильда. Однако княжеская расточительность достигла столь непомерных масштабов, что даже колоссальные имения Эстерхази не могли служить гарантией. Поэтому Ротшильд — было это в 1831 году — «свое скромное мнение» выразил в таком духе, что зятю Пала Эстерхази, богатому князю Турн-Таксису, которого выдвигали поручителем, лучше бы вместо этого взять на себя роль кредитора и самому снабдить Эстерхази необходимой ссудой, в чем франкфуртское отделение банка Ротшильда охотно окажет содействие. Что оставалось делать Эстерхази-старшему, папаше лондонского посла? В письме к Ротшильду он выразил глубокую признательность за мудрый совет. Помните портрет вожака-барана, зарисованный Теккереем «с натуры» на вечере у лорда Стайна?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сечени находил естественными подобные финансовые трюки. Вряд ли его смущало, что Ротшильд ценными подношениями и цветами подкрепляет расположение третьей госпожи Меттерних, а Мелани за это выделяет Ротшильда своим вниманием в светском обществе. Не составляло тайны и то, что Ротшильд предоставляет Меттерниху важную финансово-политическую информацию. Рука руку моет. А в данном случае мыли друг друга две пары рук, и обе нечистые…
В деле строительства моста Сечени безошибочным чутьем верно выбирает себе союзника: Дёрдя Сину — восходящую величину в банкирском мире, противника Ротшильда. Сина вел себя как человек порядочный. Возможно, он намеревался таким образом заполучить в свои руки и другие предприятия, более крупные, чем сооружение моста: строительство железных дорог на левом берегу Дуная. Ведь монополия Ротшильдов — дар Меттерниха — распространялась лишь на железнодорожное строительство по правому берегу Дуная. А теперь разгорелось отчаянное соперничество за монопольное строительство в левобережье. Словом, Сина в первом крупном деле вел себя сравнительно честно. И не все ли равно, из каких побуждений? Анализировать честность поступков того или иного банкира, право же, не наша задача…
