7 октября Сечени осматривает предприятия Йейтса.
На заводе в Госпел-оуке трудится две тысячи человек, «мрачных циклопов». Сечени в сопровождении владельца ходит среди них. Йейтс не разговаривает со своими рабочими, а те словно и не замечают праздно расхаживающих чужаков. Ни поклона, ни слова приветствия, ни улыбки — приветливой или же угодливой. «Мрачные циклопы» никак не реагируют на их появление. Сечени понимает природу их поведения и объясняет ее следующим образом:
«Вот вам английское равноправие, порожденное давними правами и обычаями».
Ах да, он делает еще одно замечание:
«Неслыханная беспечность! В 1831 году тринадцать человек лишились тут жизни».
Крепостник-помещик, которому известно, что крестьяне его ходят в дырявых портах, все же не даст своим подневольным людям погибнуть или пропасть с голоду. Он бережет их — хотя бы как не очень ценную скотину. Даже ему — человеку, который ни разу в жизни не сделал пожертвования на постройку больницы или иные благотворительные цели, бросается в глаза чудовищное бездушие капиталистических нравов. На железолитейных заводах вроде предприятий Йейтса или на рудниках жизнь «вольного» наемного рабочего ценится не дороже лошади, запряженной в вагонетку. Йейтсу принадлежит не сам человек, а лишь его труд. Он — не хозяин над рабочими, но участь их в его жестоких руках: от него зависит их заработная плата, а стало быть, и сама их жизнь. При таких отношениях уж не до взаимных приветствий…
20 октября завершается обсуждение в форме вопросов и ответов. Но Сечени по-прежнему не избавился от своего недоверия и продолжает изучать английские мосты. 23 октября он осматривает мост через Менийский пролив, великолепное творение старого Телфорда:
«Висит он на четырех цепях, каждая из коих состоит из четырех частей, и всем им по пять стержней придано, так что надобно лопнуть восьмидесяти звеньям для того, чтобы мост обрушился. В тот момент, когда я там находился, по мосту скакали пятеро верховых. Раскачивался мост сей ужасно!» «Мост Конвей, самый прекрасный, каковой мне доводилось зреть».
Произведя рекогносцировку, Сечени наносит визит Телфорду и дотошно выспрашивает румяного, в высшей степени добродушного и тугого на ухо старца. Визит этот он описывает следующим образом:
Он: — Я построил чуть ли не тысячу двести мостов.
Я: — Нам в Венгрии требуется всего лишь один, но зато длиною в тысячу шестьсот футов. У нас полагают, что подобное сооружение неосуществимо. Ледоход снесет опоры, либо дойдет до наводнения. А каково будет ваше мнение?
Он: — Трудно судить, не зная условий. Все зависит от того, насколько велика глубина реки и какова там почва.
Наводнения и ледоходы, по мнению Телфорда, не опасны.
Но Сечени тревожит свойство подвесного моста свободно раскачиваться, чему он сам был свидетелем на Менийском мосту, построенном Телфордом. Поэтому он так и ставит вопрос:
— Вы не находите это опасным? А может быть, другой тип постройки окажется надежнее?
Телфорд:
— Опасности во всяком случае тут нет никакой. Однако знаете, что было бы лучше всего? Построить мост из литого железа и с пролетами через каждые четыреста футов. Такой мост простоял бы до скончания века. И никакого вам скопления льдин, никаких паводков. Вот только хватит ли у вас средств на постройку? Такой мост обойдется чуть ли не в два раза дороже любого подвесного.
Розовощекий седовласый старый господин рассказывает охотно, не утаивая своих секретов:
— Опоры я всегда оставляю полыми, чтобы можно было и изнутри видеть, как ложатся камни.
— А опоры от этого не станут слабее?
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Телфорд, поднося к уху большую черную слуховую трубку.
— Если опора не сплошная, а полая изнутри, не станет ли она от этого слабее?
— Разве наша шея слабее оттого, что мы через гортань вдыхаем воздух? А как бы хорошо было заглянуть внутрь с помощью какого-нибудь прибора! Приладить бы к нему зеркальце, и лекарь смог бы разглядеть, что у меня там, в ухе, творится… Тогда, может, и подлечить удалось бы — сменить испорченные детали… Чем плохо, а? — засмеялся старик.
Сечени сдвинул свои широкие брови, подвижные морщины заиграли на лбу, но затем он вынуждает себя улыбнуться.