Закон, правда, не защищает, зато надежно охраняет… нужда: без новых очередных кредиторов обанкротившейся знати не обойтись. Таким образом, венгерская и австрийская аристократия Вены находится в руках Ротшильдов, Эскелей и Бидерманов. На эту же пору приходится и расцвет еще одной банковской фирмы — греческого банкирского дома Сины. Почти все эти банкиры заполучили — или готовятся заполучить — баронский титул; их баронство на неполных сто лет моложе графского титула Сечени…
Существовал ли когда на свете гусарский офицер, способный обойтись без ростовщиков? Банкира, снабжающего Сечени средствами к существованию, зовут Бидерманом.
В первый же день Сечени останавливается в гостинице Брунэ; владелец заведения — француз, и там недурная кухня. А хороший повар немало значит для Сечени и в молодые годы. Довольно часто Сечени столуется в посольстве; совместно с послом и эрцгерцогами Яношем и Луи, которые прибыли в Лондон инкогнито и с которыми Сечени встречается у Эстерхази, он посещает различные вечера.
Во время парадного обеда у принца-регента Сечени вынужден краснеть за Габсбургов. «Чудовищно глупо и неловко ведут себя наши достославные правители», — поверяет он себе, то бишь своему дневнику эту общеизвестную тайну. Но и князь Эстерхази садится в лужу. Леди Хиткоут, которой Сечени наносит визит вместе с Эстерхази, обращается к послу со следующими словами:
— I am so happy to see you — you was quite a child — it is now… I think about four years when I saw you the last time[22].
Эстерхази не знает, что ответить. Тогда леди Хиткоут продолжает, перейдя на французский:
— Je suis sûre qu’on vous aimera beaucoup ici parce qu’on n’a pas peur de vous[23].
Эстерхази отвечает в высшей степени мягко (а что еще ему остается делать?), что он отнюдь не желает, чтобы его боялись; напротив, он предпочел бы обладать даром привлекать к себе всех и каждого.
Англичане сравнивают Эстерхази с молодой и чрезвычайно хитрой лисой. Повод для столь лестного сравнения, по всей вероятности, дали оба тупоумных эрцгерцога — Янош и Луи — или же атташе: барон Кнорр и Пиллендорф. Рядом с ними даже Эстерхази может показаться лисой.
Сечени «в приятельских отношениях» с Эстерхази. На пару ходят они по притонам, и если им не удается застать мисс Милз дома или же в доме № 17 по Грин-стрит некий джентльмен спугнет их не вовремя, они пытаются заводить знакомства на улице.
Около полуночи им встречается на пути дама в черном, которую сопровождает старая дуэнья. Наши господа, привыкшие к венским Hübschlerin[24], подходят к даме. Сечени обращается к ней с приветствием: «Добрый вечер!», а расхрабрившийся Эстерхази норовит ущипнуть незнакомку за щеку. Однако посла подстерегает поражение.
— You Gentlemen are mistaken[25], — говорит дама в черном. И дабы придать веса ее словам, к женщинам приближается англичанин столь мощного сложения, какого нашим искателям приключений и видеть не доводилось. Оба джентльмена поспешно желают даме доброй ночи и ретируются. Им так и не удалось узнать, кто была эта дама в черном, отнюдь не напоминавшая шекспировскую «black Lady of Sonnets»[26].
У Пала Эстерхази не хватало ума должным образом оценить Сечени, для него он всею лишь — Штефл, которого в Вене никто не принимает всерьез. Да и у Сечени не было ни малейших оснований уважать Эстерхази: «В сущности, он — славный малый. Вот только никак не могу решить: импонирую ли я ему или он мне, нужен ли я ему или он мне», — размышляет Сечени.
В действительности же у обоих не было особой нужды друг в друге. Сечени — давний знакомец семейства Мид: Каролина, жена его брата Пала, та самая, с которой он некогда впал во грех, — урожденная Мид. Младшую сестру Каролины зовут Селиной. Сечени ухаживает за нею, велит вытатуировать у себя на руке ее имя, однако «впасть во грех», судя по всему, Селина была не склонна. Об отношениях Сечени с девицами Мид было известно всему лондонскому свету, даже больше — как водится в таких случаях, — чем самим героям этих слухов. Ну, а подобные вещи делают личность иноземного пришельца «занимательной», и приглашения Сечени следуют одно за другим.
