Неаполь — место куда как подходящее, чтобы забыть прежнюю любовь. В любовных приключениях недостатка нет, и если Сечени несмотря на это все же не забываем свою невестку Каролину, тому причиной влияние Байрона и вошедшего в моду гетевского Вертера. В дневнике, который он заводит в ту пору, весьма часто встречается упоминание о несчастной любви. А поскольку дневник Сечени ведет до конца жизни, то в нем вплоть до последнего момента прослеживаются психологические рассуждения в духе Вертера и Чайлд-Гарольда. Расчувствовавшись, любуется он закатом солнца в горах, но это не более чем дань моде, точно так же, как склонность к «демонизму» или кокетничанье с мыслью о самоубийстве. Лишить себя жизни надлежит, конечно же, «на высокой горе» или на «скалистом утесе», словом, как можно выше да и подальше от глаз людских. Недурно, к примеру, броситься в Ниагарский водопад… Сечени испытывает и угрызения совести — в угоду своему католицизму: онемеченному придворному католицизму венгерского магната, связавшего свою судьбу с Габсбургами. Данью моде был у него в ту пору и такой порыв: разумеется, он без малейших колебаний покончил бы счеты с жизнью, если бы не готовность пожертвовать собой, свершив великое деяние на благо всего человечества.
Возвышенная любовь и романтические разочарования на страницах дневника, естественно, не мешают реальным любовным похождениям, но теперь венских графинь, провожаемых с маскарада русских княгинь, крепостных девушек из родового имения в Ценке и горничных сменяют служанки из придорожных тратторий и многочисленные дамы неаполитанского двора Мюрата, где бывший наполеоновский сержант стремится сочетать королевский придворный этикет с нравами блистательных международных авантюристов, а поскольку молодой венгерский офицер выступает в позе Чайлд-Гарольда, некая благородная леди прямо-таки преследует его своей любовью. И в то же время, пока супруг одной герцогини вызывает его на дуэль, он ухаживает за другой и завлекает в свои сети третью…
Однако вскоре дипломатия в Европе получила отставку, вновь начинается война. Сечени присоединяется к своему полку в Милане и несколько месяцев спустя уже не как дипломат, а в качестве гусарского капитана вступает со своей частью в Неаполь. То ли в Неаполе, то ли во время военного похода, в траттории или во дворце — этого, пожалуй, Сечени и сам не знает — любовь дарит ему по себе такую память, с которой поистине нелегко расстаться. Победоносного гусара сражает венерическая болезнь.
Захворав, он уезжает в Вену, где ртутные пилюли венских врачевателей с грехом пополам излечивают его. Но к тому времени как он успевает оправиться после болезни и попадает в Париж, в штаб-квартиру князя Шварценберга, наступает конец войне и конец стодневному правлению Наполеона.
По улицам Парижа в эту пору — после Ватерлоо — фланируют офицеры армий-победительниц: русской, английской и войск Габсбургской империи. А расквартированная по окраинам города, в окрестных лесах и селах солдатня дает почувствовать французскому народу горечь поражения.
Складывается необычная, странная ситуация: победители, причем наиболее образованные среди них, владеющие французским языком офицеры, здесь, в Париже, гораздо острее, чем у себя на родине, ощущают свою рабскую зависимость, понимают, что они — всего лишь прислужники царей и императоров.
Победе Священного союза не в последнюю очередь способствовал страх Наполеона перед республиканской, якобинской демократией. Однако ведущая идея эпохи, побежденная на поле брани, внедряется в умы победителей. Здесь, во французской столице, офицеры Александра I получают урок конституционного права и выказывают себя весьма расторопными и переимчивыми учениками. В декабре 1825 года они стоят на Сенатской площади Санкт-Петербурга, готовые к свержению царского самодержавия. Ведь декабристы — это те самые офицеры; противостоя пушкам Николая I и протестуя против самодержавия, они пока еще не способны перейти в наступление.
В Париже находятся леди Холланд и лорд Холланд, племянник и последователь Фокса, выдающегося государственного деятеля-либерала.
