Однако в последнее время все чаще одерживают верх приятные запахи: умиротворенным покоем веет от трудовых людей, смывших с себя рабочий пот и усталость; пахнет маслом для загара и свежим полотном от трепещущих под ветром флагов. Но, конечно, бензиновой копоти тоже хватает.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Разумеется, та, давняя, жизнь миновала, хотя и до сих пор дает себя знать. Подобно тому как под заново отстроенными мостами угадываются былые руины.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Руины не пугают — они предостерегают! Необходимо строить прочные основы новой человеческой жизни.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не правда ли, красивый город? В целом он на редкость прекрасен. Однако, по правде говоря, не найти такой улицы, где бы не было хоть одного безобразного дома. Более того: пожалуй, во всем городе не сыскать и десятка поистине совершенных зданий. У того, кто здесь живет, не раз возникает желание расстаться с городом. Но стоит ему уехать отсюда, и он изводится тоской по Будапешту.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Естественно, что вы ни разу не видели его голубым. Дунай можно назвать каким угодно, только не голубым. Но вот ведь…
Пятнадцать лет назад встретил я здесь женщину-врача из Москвы. Была она маленького росточка, далеко не молодых лет и очень симпатичная: добрая и отзывчивая по отношению к гражданам чужой страны. Она казалась необычайно забавной в своей миниатюрной майорской форме, а кроме того, будучи офицером и военным хирургом, она виртуозно сквернословила. По-немецки она не зашла дальше «Donnerwetter», зато ее запас украинских и русских ругательств был неисчерпаем.
Эта женщина-военврач в разговоре постоянно называла Дунай «голубым», потому что видела не реальную, а воспетую в песнях реку… Сейчас Дунай кажется почти черным, в солнечную же погоду он серый; иногда — желтоватый, как во время паводка, а под низкими грозовыми тучами отливает густой зеленью. Вот только голубым он не бывает никогда.
Услада души идти по этому мосту, подставляя лицо струям неизменно бодрящего воздуха, вот как, например, сегодня, когда ветер, долетающий с Таймыра, смягчается теплыми воздушными токами из Сахары. Приятно здесь пройтись и в зимнюю пору, когда резкие порывы ветра до красноты щиплют лицо.
А теперь взглянем на мемориальную доску у будайского устоя, где увековечены имена создателей моста.
Вот, пожалуйста: верховный правитель — Фердинанд V. Да-да, тот самый император, который молил не лишать его трона и, кстати, оставил истории следующий афоризм: «Никогда бы не подумал, что так легко управлять империей». Ну, еще бы, властителю, хорошо подготовленному к своей миссии, да еще Габсбургу, даже в 1848 году эта роль не составит труда — в особенности же если и скудоумием бог не обидел. Ладно, оставим это… Сечени. Вполне справедливо! Барон Дёрдь Сина. Банкир свой вклад внес… Эрцгерцог Иосиф и каприорский Самуэль Водианер. Правда, от этого Водианера больше вреда было, нежели пользы… Ротшильд. Без него нигде не обходится… А дальше — обратите внимание: «терни Кларк Вильмош». Из имени, которым славного английского гражданина нарекли при крещении, в избранном обществе сделали приставку, знак высокородного происхождения. Это — made in Hungary, дело рук наших, венгерских снобов, до подобной глупости родине снобов не додуматься. Адама Кларка тоже не забыли, как это мило с их стороны.
Итак, мемориальная доска находится внизу, у моста. А наверху, в Будайской крепости, где правящую династию представлял Хайнау, «брешианская гиена», был установлен памятник во славу генерала Хенци и полковника Альноха, взлетевших на воздух, — покуда не взлетел на воздух и сам памятник. Так-то вот оно и идет в нашей жизни.
