— Да пропади они пропадом со своими ифритами! Затем, помолчав немного, спросил:
— Ты сам приведешь в наш дом эту?.. Рифаа не дал ему договорить:
— Никого я в наш дом не приведу. Я сам уйду жить в другое место.
— Отец имеет в виду совсем не это, — поспешила вмешаться Абда.
— А я имею в виду именно это! Новый мой дом недалеко, и каждое утром мы сможем здороваться за руку из окна.
Несмотря на недовольство Шафеи, день свадьбы было решено отпраздновать, пусть и скромно. Коридор дома и двери двух жилищ были нарядно украшены. Пригласили певца и повара и всех самых близких друзей и знакомых. Но на приглашение откликнулись лишь дядюшка Гаввад, Умм Бахатырха, Хигази с семьей да несколько бедняков, которые рассчитывали на угощение. Рифаа был первым юношей, чья свадьба праздновалась без свадебной процессии. Собравшиеся перешли по коридору в дом невесты. Певец пел без вдохновения, так как было мало гостей. Во время застолья дядюшка Гаввад сказал слово, в котором восхвалял мужество Рифаа и его благородство, и сказал, что он умный и чистый юноша, но вынужден жить на улице, где в почете лишь жулики и дубинки.
В это время мальчишки, собравшиеся у дома, хором запели:
Рифаа, видно, ты сбесился, Раз на распутнице женился…
Пение они сопровождали гримасами и прыжками. Рифаа потупил взор, Шафеи побледнел, а дядюшка Хигази, разозленный, крикнул:
— Собаки! Собачьи дети!
Однако дядюшка Гаввад примирительно сказал:
— Да, на нашей улице много грязи, но и хорошее никогда не забывается. Сколько футувв на ней властвовали, а добром она вспоминает лишь Адхама и Габаля. Певец поспешил своим пением заглушить голоса разбуянившихся мальчишек. Свадьба продолжалась, но веселья не было. Наконец гости разошлись. Рифаа остался наедине с Ясминой. Девушка в свадебном наряде была чудом красоты. Хорош был и Рифаа в шелковой галабее, с пестрой повязкой на голове, в ярко — желтых сапогах. Они сидели на диване напротив украшенной розами кровати. В зеркале шкафа отражались стоявшие под кроватью кувшин с водой и таз. По — видимому, девушка ждала действий со стороны Рифаа или по крайней мере подготовки к действиям, но он сидел молча и глядел то на фонарь под потолком, то на цветную циновку на полу. Когда молчание слишком затянулось, Ясмина мягко сказала:
— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Я обязана тебе жизнью.
Рифаа ласково посмотрел на нее и сказал тоном человека, который не желает снова возвращаться к этой теме:
— Все мы обязаны жизнью кому–то другому.
Как великодушен Рифаа! В тот день, когда он ее спас, он не хотел, чтобы она целовала ему руку. А сейчас не хочет вспоминать о добре, которое сделал. С его великодушием может сравниться только его терпение. Но о чем он думает? Может быть, он огорчен тем, что из–за своей доброты был вынужден жениться на такой, как она?
— Я не так плоха, как думают обо мне люди. Они любят и ненавидят меня за одно и то же.
— Я знаю это, — утешал девушку Рифаа, — на нашей улице часто ошибаются.
Ясмина вдруг разозлилась:
— Они постоянно хвастают тем, что их род идет от Адхама, и в то же время хвалятся своими грехами.
— Пока мы не освободимся от ифритов, нам не видать счастья. Ясмина не поняла, что он имеет в виду, но вдруг ощутила всю нелепость положения и рассмеялась.
— Какой странный разговор мы ведем в свадебную ночь!
Она гордо вскинула голову и, казалось, уже забыла о своей благодарности Рифаа. Сняв шаль, накинутую на плечи, она кокетливо глядела на мужа.
— Ты станешь счастливой — первой на нашей улице! — пообещал он.
— Правда? А у меня есть вино.
— Я выпил немного за столом, и с меня достаточно. Ясмина в растерянности замолчала, затем предложила:
— Еще у меня есть хороший гашиш.
— Я пробовал, но мне не нравится.
— А твой отец заядлый курильщик. Я видела однажды, как он выходил от Шалдама в таком состоянии, что вряд ли мог отличить день от ночи, — с удовлетворением сообщила Ясмина.
Рифаа улыбнулся, но ничего не ответил. Она же отвернулась от него и сделала вид, что сердится. Потом встала, прошлась до двери, повернулась, сделала несколько шагов и остановилась под фонарем. Сквозь ее тонкое платье просвечивало прекрасное тело. Она смотрела в его спокойные глаза, и отчаяние заполняло ее душу.