Управляющего эти слова разъярили так, что он схватил Арафу за горло и чуть не задушил его. Но, быстро опомнившись, разжал руки, хитро улыбнулся и сказал:
— Видишь, до чего довел меня твой непотребный язык! А ведь у нас нет причин для вражды, и мы можем жить спокойно и пожинать плоды нашей победы.
Арафа тяжело переводил дыхание, а управляющий продолжал:
— А за свою жизнь не бойся, я буду оберегать ее, как и свою. Наслаждайся радостями мира, но не забывай и свое волшебство, его возможности нам так важны. Знай: тот из нас, кто предаст другого, предаст самого себя!
Вернувшись к Аватыф и Ханашу, Арафа пересказал им свой разговор с Кадри, и они опечалились еще больше. Видно, всем троим придется несладко в этой новой жизни. Но во время ужина, оказавшись за столом, который ломился от вкусных яств и тонких вин, они забыли о своих тревогах. Впервые Арафа громко смеялся, а Ханаш хохотал так, что все его тощее тело сотрясалось.
Оба они отдались на волю судьбы. Стали вместе работать в комнате, которую сами приспособили для занятий волшебством. Все новые открытия Арафа усердно записывал в тетрадь с помощью условных знаков, о которых они с Xанашем договорились заранее и которых не знал никто, кроме них двоих. Однажды во время работы Ханаш громко вздохнул:
— Мы словно узники!
— Потише! У этих стен есть уши, — остановил его Арафа. Ханаш негодующим взором обвел дверь и стены, потом, понизив голос, продолжал:
— Неужели мы не можем тайно создать новое оружие и с его помощью уничтожить нашего тюремщика?!
В окружении всех этих слуг мы не сможем испытать его тайно. Управляющему известно все, что мы делаем. Да если бы нам и удалось убить его, спасения не будет, потому что с нами расправятся жители улицы, которые жаждут отомстить нам.
— Зачем же ты тогда работаешь с таким усердием?
— Потому что ничего другого мне не остается, — грустно ответил Арафа.
Вечерами Арафа стал наведываться в дом управляющего, где они вместе выпивали и беседовали. К ночи он возвращался домой, где Ханаш готовил к его приходу в саду или на балконе кальян, и они принимались курить гашиш. Раньше Арафа никогда не увлекался гашишем. Теперь, когда тоска преследовала его, он пристрастился к нему. Даже Аватыф стала привыкать к этим вещам. Им надо было во что бы то ни стало заглушить скуку и страх, отчаяние и удручающее ощущение вины, забыть все прошлые мечты. У мужчин все же была работа, а Аватыф совсем нечем было заняться. Она ела, пока ей не опротивела еда, спала, пока ей не прискучил сон, проводила долгие часы в саду, наслаждаясь его красотами. Тут–то она вспомнила, как раньше мечтала о жизни, в тоске по которой умер Адхам. Как же она тяжела, подобная жизнь! Как можно к ней стремиться и мечтать о ней?! Быть может, Аватыф чувствовала бы себя иначе, если бы не жила узницей, если бы ее не окружали вражда и ненависть. Но она находилась в тюрьме, из которой был один выход — гашиш.
Однажды Арафа задержался в доме управляющего дольше обычного, и Аватыф решила дождаться его в саду. Караван ночи приближался, ведомый проводником — луной. Аватыф сидела, вдыхая аромат цветов и слушая кваканье лягушек. Вдруг ее внимание привлек звук открывающейся двери. Она поднялась было навстречу мужу, однако шелест платья со стороны подвала удержал ее на месте. Аватыф заметила служанку, которая шла к двери, не подозревая о ее присутствии. В двери появился Арафа, шагающий нетвердой походкой. Служанка направилась к стене саламлика, и он последовал за ней. Аватыф увидела, как они обняли друг друга, и тень от стены поглотила их фигуры.
108.
Аватыф взорвалась, как взорвалась бы на ее месте любая женщина с улицы Габалауи. Она львицей кинулась на влюбленных и что было силы ударила Арафу по голове. От неожиданности он попятился и, не удержав равновесия, упал. А Аватыф тем временем вцепилась в горло служанке и принялась трясти ее так, что та закричала на весь дом. Арафа поднялся на ноги, но не решался вмешаться в драку женщин. Прибежал Ханаш, а за ним несколько слуг. Но когда Ханаш понял, в чем дело, он отослал слуг назад. Ловко и осторожно разнял дерущихся женщин и уговорил Аватыф вернуться в дом, хотя она не переставала браниться и сыпать проклятиями. Арафа, качаясь, прошел па балкон, выходивший на пустыню, и свалился на лежавший там тюфяк. В полузабытьи он вытянулся во весь пост, а головой уперся в стену. Вскоре к нему пришел Ханаш и молча уселся возле жаровни с потухшими углями. Время от времени он взглядывал на Арафу, потом опять отводил глаза. Через некоторое время он все же не выдержал.
