Возвращались они в Московию, когда стемнело и люди готовились ко сну. Однако не везде. Проезжая старую Кузнецкую слободу, слышались мерные удары кузнецов. В нос ударил запах гари и калёного железа. Жители, оказавшиеся на улице, при виде князя низко кланялись, пряча удивление.
Князь въехал в кремль. Двор был пустынен. Никто не ждал его возвращения. Оставив коня у крыльца, князь сразу пошёл к себе. Зайдя в молельную комнату, на коленях совершил молитву. В опочивальне, не раздеваясь, упал на постель.
Но его приход не остался незамеченным. Служанка княгини, девка с поросячьими глазами, вошла в её опочивальню и сообщила о возвращении князя. Та сидела за столом и в зеркало рассматривала лицо.
— Ступай к себе, — сказала она.
Когда служанка исчезла, Елена поднялась и вышла из опочивальни. Крадучись, подошла к двери князя. Приоткрыв её, она увидела, что он, одетый, спал, повернув голову к стене. Она вернулась к себе и... задумалась. Иван всё больше и больше её сторонился. «Вот и сейчас где-то несколько дней пропадал. Вернувшись, ничего мне не сказав, завалился спать. Нет! Чует моё сердце: у него кто-то появился. Но кто? Неужели была встреча с этой Анастасией? Ведь после их поездки он так сильно изменился. Но неужели Александр отпустил жену? Или она что-то придумала, чтобы встретиться? Когда же они успели договориться? Может быть, был посыльный». Она вызвала к себе дворецкого. Осип Уваров явился тотчас.
Властным движением руки она усадила его рядом с собой.
— Скажи, Осип, — она не сводила с него глаз, — что за посланец был у нас из Твери?
— Посланец? — Уваров даже привстал от удивления.
— Да, посланец, — повторила она.
Дворский медленно покачал головой:
— Нет, матушка княгиня, я бы знал. Но... никого не было.
По его ясным, без тени сомнения, глазам она поняла, что Осип говорил правду. «Тогда кто же?» — подумала она и вздохнула.
— Ладно, иди, — приказала княгиня и задумалась.
Она вновь подошла к княжеской опочивальне. Князь спал.
Проснулся он только к вечеру. Почувствовав сильный голод, сбросил сапоги, удивившись, что никто его не раздел, надел мягкие чувяки, обмыв лицо, пошёл в едальню. Там его ждала княгиня. По её взгляду он понял, что она начнёт его пытать. Дав ему насытиться, Елена спросила:
— Где же ты пропадал, Иван Данилович? — и пристально посмотрела на него.
Князь, услышав её слова, не донеся ложку до рта, бросил её в миску.
— Ты знаешь, что у нас болен митрополит.
— Он стал довольно часто болеть, — заметила она.
Князь посмотрел на неё, потеребил козлиную бородку, потом сказал:
— Можайск задержал выплату дани, был там, а оттуда заехал к Амвросию в Саввино-Сторожевский монастырь, сказал, что болеет митрополит, и просил, чтобы он помолился за него и посетил Петра.
Последнее слово вдруг успокоило её. «Если тот приедет, значит, всё правда», — подумала она.
Княгиня почувствовала, что с сердца точно камень снят.
— Не хочешь ли бражки аль медовухи? — серебряным голоском спросила она.
— Да нет.
Сказав, Иван Данилович поднялся и, не глядя на жену, вышел. По шагам она поняла, что он пошёл к себе.
Кочеве разлёживаться не пришлось. Ещё не светало, а на дворе послышалось лошадиное ржание. Небольшой отряд воинов ждал боярина. Он вышел на крыльцо в полном вооружении. По одному этому виду было понятно, что поездка предстоит не из лёгких. Всем воинам приказано было идти одвуконь.
Боярин кивнул головой, спускаясь по ступенькам. Обошёл отряд. У некоторых пробовал подпруги, у других проверил подковы. Придраться было не к чему. Отрок, паренёк лет пятнадцати — шестнадцати, помог ему попасть ногой в стремя. Ещё раз, оглядев людей, сказал: «С Богом!» и тронул коня.
Во главе сотни воинов вместе с Миняем поскакал на Переяславль-Залесский, а оттуда на Ростов. Город ещё спал, когда отряд въехал на одну из его улиц. Они с Миняем здесь бывали, поэтому сразу поехали к княжеским хоромам.
Громкий стук в ворота поднял князя с постели. Он было рассвирепел, что его посмели будить, но когда служка шепнул ему, что прибыли московские гости, сразу умолк и бросился к окну. И ужаснулся. Двор полон был дружинников. Кто-то барабанил и во входную дверь. До его ушей донёсся крик: