— Почему на Сечи етого нету? — Курбат обвёл присутствующих взглядом.
Все молчали, потупя очи. А старый казак продолжал:
— Почему там казак не схватится за саблю против казака?
Какое-то время длилось молчание. Поднялся Зое им.
— Да потому, — говорит он, — что там нет уз святей товарищества! Вдумайтесь!
Эти слова взорвали присутствующих.
— Волим и мы! — в один голос ревели они.
— Конец позорной вольности! — это уже говорил невольно собравшийся круг.
На этом и порешили: казак — это христианин и холостяк.
— Ну, вот и порешили! — довольный Еремей ударил себя по ляжкам. — Давайте готовиться к походу! — провозгласи он.
Шапки полетели вверх.
Когда круг в основном разошёлся, к атаману подошли оставшиеся казаки:
— Скажи, атаман, а кто был тот казак, который так ловко умыкнул бабу?
Семён переглянулся с Курбатом. Они улыбнулись друг другу.
— Если придётся выбирать атамана, узнаете, — ответил Курбат за атамана, подмигнув ему.
После окончания круга молодые собрались за церковью, подальше от глаз людских. И окружили Гудыма.
— Ну и разозлился батька, — сказал один из них.
— Это ты, Гудым, его разозлил.
— Я?
— Да, ты! — закричали парни. — Возгордился, что он тя сделал есаулом.
— Да вы что, друзеки! Я ни в жисть...
— Ладноть, — махнули они и стали расходиться.
После этого разговора Гудым не мог спать. В душу запал и атаман, и слова его друзей. На рассвете он оседлал коня и помчался на стойбище. Скачка успокоила его, а встреча друзеков сняла с сердца обиду. Он рассказал парням о круге и об интересе казаков.
— Кто же был тот казак, который так ловко умыкнул ту бабу? — загалдели парни.
Гудым пожал плечами.
Рассказ есаула невольно напомнил Андрею о том, теперь уже далёком случае. Он взял постель и ушёл в степь, чтобы одному предаться тому прекрасному воспоминанию.
Иван Данилович вернулся в Москву в расстроенных чувствах. А виной тому был его неожиданный визит в Саввино-Сторожевский монастырь. Хоть это и было не совсем по дороге из Можайска, но князь решил сообщить игумену, что митрополит Пётр прибаливает и не худо было бы ему навестить больного.
— Порадовался бы владыка, глядишь, ему бы и лучше стало, — сказал он ему.
Такая забота князя не могла не тронуть священника, и он клятвенно пообещал это сделать.
Отобедав с игуменом на скорую руку, князь спешил вернуться домой. Но одно сообщение сильно озадачило князя. Во время проводов настоятель, не очень-то знающий тонкостей княжеской жизни, проговорился Ивану Даниловичу, что он пару дней тому назад вот так же прощался с тверским князем и княгиней, которая ехала его проводить. Александр, с его слов, следовал в Орду.
Иван Данилович, руки которого лежали на крупе коня и он уже готов был вскочить в седло, резко повернулся к игумену.
— Батюшка, он к тебе специально заезжал?
Такой вопрос огорошил игумена.
— Как специально? — вырвалось у того, — просто он избрал этот путь, чтобы следовать в Орду.
— Конечно, — Иван Данилович улыбнулся, хотя на душе заскребли кошки, — князь волен ехать куда хочет и зачем хочет.
Проговорив это, взгляд его на какое-то мгновение застыл. Но он, словно придя в себя, заговорил вновь. Голос был мягок:
— Тем более, после нашей встречи в Твери мы договорились о нашем ладе.
Он погладил коня, потрепал его по шее и, обернувшись к игумену, проговорил:
— Я понимаю князя Александра. Он далёк от своего отца. Но отдать честь вам — святое дело.
Князь прыгнул в седло. Конь заплясал на месте. За ним вскочил на коня и сопровождавший его Кочева.
— Благослови меня, батюшка! Мне пора в дорогу.
— Да хранит тебя Господь! — произнёс игумен, перекрестив князя.
Всю дорогу от монастыря до дому он думал: «Зачем же Александр поехал в Сарай?» У него почему-то вылетело из головы, что он сам с данью и дарами готовится отбыть к Узбеку. А на ум пришло, что Александр за его спиной хочет «плести сети» с татарами против него.
Кочева заметил, что с хозяином случилось что-то неладное после встречи с игуменом. Весь разговор был при нём, и ничего предосудительного тот Ивану не сказал. Или он пропустил что-то важное мимо ушей? Напрасно он всю дорогу думал об этом. Ответа не нашёл.
