Вместе с этим письмом Баторий послал Ивану сочинения иностранцев, побывавших в Московии и изобразивших московские нравы в непривлекательном виде, а жестокость царя — самыми яркими красками.
Но прежде всего короля, конечно, заботило доказать правоту своего дела силой оружия. Надежды его на счастливый исход борьбы постепенно оживлялись, так как армия, хотя и медленно, увеличивалась.
21 июля Баторий из Полоцка отправился в Заволочье. Ехать пришлось, как и прежде, через обширные леса, но теперь без всяких затруднений, ибо дороги были исправлены, через реки перекинуты мосты, а в болотистых местах устроены гати. Жизнь Батория во время пути отличалась поразительной простотой. Свита его состояла из нескольких лиц, обозного и подскарбия. На ночлег разбивали ему небольшой шатер, в котором не было ни скамьи, ни стола. Ковра не было и в помине. Постель вместо матраца устраивали на березовых листьях и хворосте. Будучи в дороге, король весьма беспокоился, что солдаты собираются слишком медленно. Особенное нерадение выказывали литовцы, которые отговаривались тем, что не имеют денег на снаряжение[95]. Правда, 28 июля жмудский староста Ян Кишка привел в Заволочье отряд в 300 хорошо одетых и вооруженных всадников.
В Заволочье Баторий устроил военный совет. Предстояло решить, идти на Новгород или Псков. Завладеть любым из этих городов значило принудить врага к принятию желательных для Речи Посполитой условий мира. Путь к Новгороду был опаснее. Расстояние до него было больше, чем до Пскова; с громадным войском и тяжелой артиллерией достичь его казалось делом непростым, а кроме того, отступление от Новгорода в случае неудачи грозило катастрофой, поскольку тыл армии здесь не защищала бы ни одна крепость[96].
Эти доводы привели к решению идти на Псков, невдалеке от которого, на расстоянии не более шестнадцати миль, находилась крепость Воронеч, уже занятая Баторием; к тому же к Пскову вели удобные пути. С взятием Пскова врагу был бы отрезан доступ к большей части Ливонии, не считая того, что потеря этого города, славного своим богатством и многолюдством, стала бы для русских сильным моральным ударом. Сразу решили: если осада Пскова затянется, зимовать под его стенами, а продовольствие добывать набегами на неприятельские области. Поднят был также вопрос о крепостях, лежавших поблизости к Пскову, из которых самыми важными были Себеж, Опочка и Остров.
Первую отделяли от маршрута похода обширные, непроходимые леса; поэтому опасность, исходящая от нее, представлялась ничтожной, и решено было ее не трогать. Такое же решение было принято и относительно Опочки: во-первых, ее было легко обойти; во-вторых, действия сидящих в ней русских можно было без труда контролировать из Заволочья и Воронена. Таким образом, реально угрожал успеху похода один только Остров, которым и решено было овладеть.
В Заволочье Баторий оставался до 30 августа. Здесь он произвел смотр отряду литовских татар в 600 человек под командой Гарабурды. Сюда же приезжал к нему из Витебска от трокского каштеляна ротмистр Зебржидовский с известием о том, что московский отряд, совершивший нападение на Оршанскую область, уже возвратился в Дорогобуж и что на восточной границе спокойно.
Прибыв из Заволочья в Воронен, Баторий обнародовал дисциплинарный устав, который был прочтен и отдан на обсуждение ротмистрам. Они не одобрили только одну статью, запрещавшую солдатам покидать лагерь по домашней надобности. При этом ротмистры обещали, если на то будет необходимость, остаться зимовать на неприятельской земле. Кроме того, они выразили желание узнать, кто будет великим гетманом, и просили еще раз, чтобы жалованье уплачивалось в срок. Король сразу согласился удовлетворить их первую просьбу; тут же обещал, что скоро они узнают имя гетмана, и сказал, что приложит все усилия, чтобы деньги солдатам выдавались исправно.
Должность великого коронного гетмана Баторий предложил Замойскому. Тот начал было отказываться, говоря, что он не подготовлен к ее исполнению и что для него это слишком высокая честь. Но Баторий не захотел его слушать. На следующий день, 11 августа, король сообщил о своем желании сенаторам и получил от них одобрение, после чего о назначении Замойского объявили ротмистрам. Когда надворный маршал Андрей Зборовский делал это объявление, он не сказал, как долго будет новый гетман исполнять свои обязанности: временно, только в течение предстоящей кампании, или бессрочно. Но все догадывались, зная близость Замойского к королю, что это пожизненное назначение.
