В Холме польский отряд разделился на две части: одна направилась к Новгороду, другая — к Руссе, предаваясь грабежу, захватывая в плен жителей и убивая тех, кто оказывал сопротивление; первая часть дошла до города Дубно в двенадцати милях от Новгорода, вторая на расстояние в десять миль приблизилась к Руссе.
В это же время Георгий Сибрик, начальник гарнизона, стоявшего в Заволочье, овладел крепостью Воронечем, которая находилась при впадении реки Усовки в реку Великую. Жители Воронеча принесли уже присягу на подданство Баторию. Тогда московиты решили наказать горожан за это и вместе с тем не допустить, чтобы враг завладел крепостью. Но Сибрик, предупрежденный об их приближении, встретил русский отряд, разбил его и поставил в Воронече свой гарнизон.
Несколько позже, в марте 1581 года, Кмита, воодушевленный успехом нападения на Холм, напал на Руссу, которая славилась богатыми соляными варницами и обширной торговлей. Он не встретил никакого сопротивления, пробыл в городе три недели и, разрушив его до основания, возвратился назад с громадной добычей.
Успехи поляков были столь значительными, потому что жители большинства областей не только не сопротивлялись, но добровольно им подчинялись, а иногда даже брались за оружие против соотечественников. Таким образом, главным достижением этих рейдов были даже не трофеи, а передвижка границ Речи Посполитой на несколько десятков миль в глубь территории, которую русские считали своей.
Между тем Иван не принимал действенных мер для защиты своих владений от врага; он даже вывел войска из пограничных областей, заперся в Александровской слободе и с прежним упрямством продолжал рассчитывать на успех своих обычных дипломатических переговоров, хотя положение государства было весьма печально; государственные чины, созванные им в конце 1580 года с той целью, чтобы решить вопрос, продолжать войну или заключить мир, заявили, что воевать с врагом нет у государства ни сил, ни средств, и просили царя помириться с Баторием. Однако политика царя по-прежнему оставалась невнятной. Он рассчитывал — тщетно, как и предыдущем году, — на то, что сейм не поддержит Батория, и, значит, у короля просто не будет денег на ведение войны. Больше того: Иван, похоже, надеялся, что в случае необходимости сможет сорвать сейм. С этой целью он содержал в Литве агентов, которых выдал королю боярин Давид Бельский, бежавший от царя к Баторию[93].
В переговорах своих с королем царь придерживался прежней тактики. Новое посольство, во главе которого стояли дворянин и наместник муромский Евстафий Михайлович Пушкин, дворянин и наместник шацкой Федор Андреевич Писемский и дьяк Иван Андреев, прибыв к Баторию в Вильну 24 мая, повело переговоры обычным порядком: сначала сообщило о готовности уступить королю города Румборк и Вольмар, потом еще два-три замка и наконец заявило, что царь отдаст всю Ливонию, за исключением Нейгаузена (Новгородка), Нейшлоста (Серенска), Неймюлена (Адежа), Ругодева или Нарева, и желает, чтобы король возвратил ему Великие Луки, Холм, Велиж и Заволочье в обмен на Полоцк, Озерище и Усвят. На это Баторий выдвинул свои условия. Главным в них было то, что Ливония должна быть уступлена со всеми замками и всей артиллерией, какая только в них находится. Король соглашался возвратить царю Великие Луки, Холм и Заволочье, но Себеж, стоящий на полоцкой земле, по его мнению, следовало разрушить, за что, в свою очередь, король готов был сжечь крепость Дриссу, находящуюся напротив Себежа. Кроме того, Баторий потребовал, чтобы Иван оплатил его военные издержки в сумме 400 000 злотых и согласился не на перемирие, как того хотел царь, а на вечный мир. При этом Баторий выражал желание договариваться окончательно лично с Иваном, для чего предлагал съехаться в каком‑нибудь пограничном пункте.
Условия, предлагаемые стороной, вполне давали основу для заключения соглашения, но мешало одно обстоятельство: ни Иван, ни Баторий не могли отказаться от владения Нарвой. Целью короля было любыми средствами прервать прямое сообщение русских с Западной Европой; отдать Нарву значило для него поступиться едва ли не самым важным смыслом войны. Но и Иван, для которого война была прежде всего способом сохранить пути в Европу, тоже не мог поступиться Нарвой. К тому же в это время у него появилась надежда на более счастливый поворот дел в войне. Люди царя в Литве и Польше доносили ему, что король плохо готов к продолжению борьбы, что у него собрано мало войска, что внимание его могут отвлечь дела в Трансильвании, возникшие вследствие смерти трансильванского воеводы, его брата, и т. п.
