Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию - страница 44
После этого послы отдали свою верительную грамоту, которую прочел литовский подскарбий Война. Баторий при упоминании имени московского государя не встал, шапки не снял и о здоровье государевом не спросил, как это было в обыкновении. В свою очередь, и Иван продолжал оказывать Баторию свое прежнее к нему пренебрежение: он не называл его братом, как это было принято в пересылках между государями. Когда от имени короля приказано было послам править посольство, они заявили, что их государь приказал им сделать это в Вильне, а потому пусть король возвратится туда и уведет свои войска из областей их государя, тогда они и посольство будут править. На это литовской подскарбий заявил от имени короля, что исполнить желание послов невозможно, поэтому пусть они излагают поскорее свое дело и не теряют понапрасну времени. Послы стояли на своем. Тогда король через того же подскарбия велел передать им, что их государь в последнем своем письме соглашался, чтобы король принял его послов в каком угодно месте. Но послы твердили упрямо, что посольство они будут править только в Вильне. Тогда король приказал сказать им, что приехали они ни с чем, а потому и уедут ни с чем. Пристава отвели послов в назначенные им шатры, а король, посоветовавшись с сенаторами, приказал сказать послам, чтоб они готовились на следующий день в обратный путь; он надеялся подействовать этой угрозой на них, но ошибся в расчетах[71]: послы стояли на своем. Король, однако, против своего прежнего решения, решил их не отпускать, а задержать до тех пор, пока крепость не будет взята.
События, очевидцами которых послы стали, не могли их порадовать: они принуждены были изо дня в день наблюдать поражения своих соотечественников. Собственно, началось все тотчас по их прибытии к Баторию, когда отряд литовцев в 200 человек, отправившись на фуражировку, наткнулся на 2000 московитов, которые остановились на отдых и расседлали лошадей. Поняв, что враг не готов к бою, литовцы нанесли внезапный удар и обратили русских в бегство; они преследовали их на расстоянии целой мили, одних убили (по слухам, 800 человек), другие утонули в Ловати, а десять человек удалось пленить. Из литовского отряда погиб только один и двадцать были ранены[72].
В тот же день Баторий приказал Замойскому переправиться через Ловать и поставить лагерь, но за недостатком времени и из‑за трудности переправы сделать это удалось не сразу; начали только копать шанцы: поляки, под командой Уровецкого с южной стороны, а венгры, с Борнемисой во главе, — с западной. К отряду Замойского присоединился, по приказанию короля, и Карл Иштван, оставив при королевских шатрах для охраны 800 человек из венгерской пехоты. Тогда же под стены крепости прибыла артиллерия — 30 больших орудий.
30 августа лагерь был разбит, окружен, по польскому обычаю, телегами и окопан валом на расстоянии двух сажен от телег. Ширина вала внизу была три аршина, вверху два, а глубина рва, проведенного снаружи, достигала роста человека. Тут, однако, поляков постигла неудача. Заметив, что при шанцах остался только небольшой отряд, русские совершили вылазку и обратили поляков в бегство, причем захватили знамя, взяли в плен двух гайдуков и двух ранили. Замойский, разгневанный по случаю потери знамени, хотел казнить знаменосца, но потом все‑таки пощадил его и велел заковать в цепи, а сторожить шанцы вместо позорно бежавших гайдуков отправил другой отрад.
Работы по укреплению лагеря продолжались днем и ночью. Баторий приказал уничтожить плотину, которая удерживала воду в пруде, преграждающем путь к стене крепости. Замойский поручил это дело завихостскому каштеляну Петру Клочевскому. Но лишь только тот явился на место, как был убит метким выстрелом из крепости[73].
31 августа в стан Замойского было доставлено еще 18 орудий. На рассвете следующего дня начался обстрел крепости. Замойский приказал сказать солдатам, что тому, кто первым подожжет какое‑либо из укреплений крепости, будет дана награда: чужеземцу четыреста талеров, поляку хорошее имение, если он шляхтич, и кроме того, даровано шляхетское достоинство, если он не шляхтич.