— Неохота? А чего ж тогда мотаешься по белу свету? Здоровье поправить?
Хотя за туманом не видать лица зятюшки, Иван по голосу понял, что милая сестрица успела обучить мужа своим уловкам. Вмиг очухавшись, вскочил царевич с полка и пристально вгляделся в облака пара, вслушался в шипенье воды.
— Ну будет, будет! Положи ковш-то! Ему в ответ дерево об дерево стукнуло, и князь Финист со смехом окатил Ивана с головы до ног.
— Ладно, шурин, продолжим наш разговор за ужином да за стаканом доброго вина.
Но Иван не успокоился, покамест не услыхал, как зять улегся на лавку.
— Ведь ежели мы с тобой до чего договоримся без Катиного ведома, так она, пожалуй, нас обоих в крепостной ров сбросит.
Смыл Иван грязь, соскреб щетину с лица, соснул часок-другой на мягкой перине и теперь, одетый, как подобает царскому сыну, восседал на почетном месте в большой зале княжеских палат. Перед ним стол уставлен был яствами да винами, коих вкусил он вволю под ласковыми взглядами сестрицы и зятя. Ел, пил да нахваливал.
Едва утолили голод и пришел черед беседе, указал Иван на потолки сводчатые, богато расписанные, на ковры бухарские, на челядь, что сновала туда-сюда с подносами чистого серебра. Помимо тех, что он уже отведал, появились на столе цыплята табака из Грузии, копченая семга из Сибири и другие кушанья из самых разных мест.
— То ли притомила меня дорога, — сказал Иван, — то ль я и впрямь олух, но вот в толк никак не возьму... отчего нету в степи ни единой дороги, что к твоему княжеству ведет. Да и, к слову сказать, гор здесь тож не наблюдается, ни высоких, никаких — одна степь ковыльная. Ежели ты над высокими горами княжишь, куда ж ты их подевал?
Финист откинулся на стуле и лукаво подмигнул жене.
— У нас, у князей, свои секреты. Скажу тебе лишь, что торгую я строительным камнем. Теперь многим гранит да мрамор занадобились.
— И всего-то? Уж больно прост секрет. — В глазах Ивана тоже лукавинка блеснула: мол, не на дурака напали. — Не видал я, что ль, как ты птицей-соколом оборачиваешься? А он мне про камень толкует!
— Да чего ж тебе еще, голубчик? — встряла Катерина. — Мы вольные птицы летим, куда хотим и когда хотим. Но
Феник мой, хоть и Чародеев сын, а по сю пору такого секрета не выдумал, как расходные книги без моего участья в порядке содержать... Ну, коль речь зашла о секретах, открой-ка мне, что за нужда тебя из дому родного гонит: дело пытаешь аль от дела лытаешь?
Насупился Иван, плечами повел, как отец, да и заговорил. Все им выплеснул — и про Стрельцина с его реестрами, и про боярышень, коим дело только до его титула да казны, и про то, как надоело ему слышать изо дня в день: женись да женись, абы на ком, продолжи династию, обеспечь спокойствие государству!
Супружеская чета взирала на него сочувственно, ни муж, ни жена не прерывали — дали ему всласть выговориться, душу излить. А как умолк он, Катя с Финистом переглянулась и молвила:
— Мы уж и то догадали. Я сама это изведала, да тебе вчетверо хуже досталося... Посему, покамест почивал ты, мы с Феником ладком все обговорили и сами невесту тебе подобрали — да не из тех, что приискал этот сухой сучок Дмитрий Васильевич. Но ты не торопись: Василий с Лизою да Михаил с Леною тоже тебя в гости дожидают. Сперва у них побывай, а уж опосля за женою поедешь.
Улыбнулся Иван, приподнял левую бровь. Сестрица с детства властною была, и Финист не смог от нее кротости добиться, хотя и Чародеев сын.
— Эвон ты как — жена, невеста, будто дело уже решенное! Скажи хоть, кто она есть — избранница ваша, а то как бы не обознаться, когда за ней поеду.
— Не обознаешься, — заверил Финист. — Верь мне, сразу поймешь.
— Можно ль не признать Марью Моревну Прекрасную Царевну? — удивилась Катерина.
— Прекраснейшую из Царевен всея Руси!
Иван так очи и вылупил. Имя это он слыхал прежде, да не от Стрельцина, не от сватий, а от гвардии капитана Акимова. Помянул он об ней к слову: мол, царевна капитанов себе не нанимает, сама войском командует. Акимов этого не одобрял — и не потому, что не гоже бабе в мужские дела лезть — таких тонкостей был он чужд, — а потому, что не пристало государыне за подданных стараться. Ведь ежели каждый правитель заберет себе в голову военачальником быть, куда же гвардии капитанам деваться?
