— От каких болезней лечит доктор Авраменко?
— Я занимаюсь спортивными травмами — переломами, повреждениями спины и опорно-двигательного аппарата. Восстанавливаю функциональное состояние человека, лечу сердечно-сосудистую и иммунную систему — когда организм сдох от сумасшедших нагрузок и его нужно воскресить в максимально сжатые сроки. Я разработал свой собственный, уникальный метод, нюансы которого раскрывать не буду. Клиентов хватает, приезжают даже из-за рубежа: знаменитые чемпионы, политики, бизнесмены и обычные люди. При этом пациентов с улицы я не беру. Но за каждого перешагнувшего порог моей приемной несу личную ответственность и веду его по жизни. Охватить всех желающих невозможно просто физически. Был случай, приехала ко мне откуда-то из-под Одессы бабушка. В одной руке держит гвоздику для меня, в другой — проросшую пшеницу. Оказалось, последние пять лет она питалась только ей, на все остальное у нее была аллергия. Ну как отвергнуть такого человека? Естественно, я ее восстановил — но это принесло дополнительное напряжение, бессонные ночи…
— Вашим первым пациентом был знаменитый молотобоец Юрий Седых. В чем заключался феномен человека, мировой рекорд которого не могут побить уже двадцать пять лет?
— Юрий очень много тренировался, это и позволило ему метнуть молот на 86 метров 74 сантиметра. Хотя не все в его карьере было гладко. Я хорошо помню Олимпиаду-1988 в Сеуле, перед которой в активе Седых значился мировой рекорд и пять лучших результатов сезона. Он не проигрывал ни одному из одиннадцати других участников финала, что давало ему огромное психологическое преимущество. Однако в итоге Юра буквально несколько сантиметров проиграл своему другу Сергею Литвинову и стал вторым.
Приезжаю в Олимпийскую деревню, его нет. Обыскал везде, человек словно в воду канул. Встречаю Бубку, спрашиваю: мол, не видел? «Юрка у меня в комнате», — отвечает он и дает ключ. Поднимаюсь в номер, у Седых вся подушка мокрая от слез. А это ведь не пацан зеленый — кавалер ордена Ленина, двукратный олимпийский чемпион, майор Советской армии! Как ни пытался успокоить его, все без толку. Вернулся к себе, я в Сеуле работал с баскетбольной сборной СССР и жил в одном блоке с Александром Гомельским. Рассказал ему о случившемся, он говорит: «Я Седых не начальник, указывать не могу. И все-таки попроси его зайти ко мне». Юра пришел, и Папа беседовал с ним больше часа. Не поверишь, но человек вышел из его комнаты абсолютно спокойным. Похлопал себя по груди, на которой покачивалась серебряная награда: «Василий Антонович, золотая медаль!» Свое «серебро» он уже воспринимал как «золото», таким Гомельский был психологом.
Сейчас Седых со своей женой, знаменитой толкательницей ядра Натальей Лисовской, живет в Париже. Лет пять назад я был на юношеском чемпионате мира по легкой атлетике в Италии. Иду вдоль стадиона, вдруг меня кто-то с трибун окликает. Смотрю, бежит девушка в костюме французской сборной. Оказалось, это Алексия, их дочь. Она сейчас уже известная спортсменка, победительница юношеской Олимпиады в метании молота. А назвали ее, кстати, в честь патриарха Алексия II.
— Вы упомянули Александра Гомельского — человека, с которым связана практически вся ваша жизнь в спорте. Как познакомились с ним?
— С Гомельским в 1983 году меня свел баскетболист ЦСКА Андрей Лопатов, будущий тесть Андрея Кириленко. У него сильно болели колени и спина, с которыми он мучился едва ли не полгода. Я восстановил Лопатова за неделю, что произвело большое впечатление на Александра Яковлевича. Он пришел ко мне с больными ахиллами, я и его тоже вылечил. Папа проникся, настоял, чтобы я начал работать еще и с баскетболистами. У него, конечно, был сложный характер. Поначалу он не до конца доверял мне, устраивал проверки. Например, я говорил, что у кого-то из игроков плохая биохимия крови и ему нужно отдохнуть. Он кивал, а сам шел в лабораторию узнавать, правда ли это. Один раз, второй, третий… Таких проверок набралось с десяток. Но когда этот этап оказался пройден, между нами установилось абсолютное доверие. Скажем, подхожу я к нему во время матча: «Яковлевич, Сабо или Волчка — Сабониса или Волкова — надо менять!» Он уже не думал: зачем, почему? Голова работала только в одном направлении — кого выпустить вместо них.
