Стрельцы появились на Руси в середине XVI в. при Иване IV Грозном. Стрелецкое войско «было набрано… из вольных охочих людей, которые порядились служить бессменно. Они пахали пашню, огородничали, вели торг с большими против купцов льготами и, кроме того, получали от государя денежное жалованье. Живя таким способом, оседло и семьянисто, стрельцы избаловались, отвыкли от строгой ратной службы, с неохотой ходили в походы. Потеряв ратный дух, они не потеряли ратного задора, сделались буйны, своевольны, непослушны» (А. Петрушевский).
В XVII веке стрельцы делились на московских и городовых (расквартированных в других городах). Стрелецкие полки составляли, главным образом, пехоту; только небольшой «стремянный» полк (своего рода царская гвардия) был на конях.
По словам Г. Котошихина, в Москве было более 20 стрелецких полков, по 80-100 человек в каждом. Московские стрельцы занимали привилегированное положение. За свою службу они получали жалованье деньгами, хлебом, солью и сукном на платье. Одежда и вооружение для всех стрельцов были одинаковыми. Они носили нарядный длиннополый подпоясанный кафтан, сафьяновые сапоги и бархатную шапку с собольей опушкой. Каждый из стрельцов был вооружен пищалью, саблей и бердышем, через плечо висела белая берендейка — ремень с зарядами.
Московские стрельцы были не только служилыми людьми — они держали лавки на городском посаде, торговали и занимались ремеслами. Подобно казакам, стрельцы имели свое управление «кругом». Стрельцы, в основном, придерживались старинных обычаев. Среди них было много раскольников. Они враждебно относились к войскам иноземного строя.
Московским стрельцам приходилось много терпеть от своих полковников, которые часто, злоупотребляя своим положением, обирали подчиненных, заставляли их работать на себя, строго наказывали неугодных.
Брожение среди стрельцов началось еще при Федоре Алексеевиче. Стрельцы жаловались на своих начальников, присваивающих стрелецкие деньги, но управы не нашли и стали волноваться.
30 апреля 1682 г., после похорон Федора, раздражение стрельцов усилилось. Они подали на своих полковников челобитные. «Полковников велено было наказать и выправить с них на стрельцов большие деньги».
«Получив над полковниками свою волю, стрельцы стали собираться у своих изб толпами, издевались над начальниками, швыряли в них каменьями, а иных сбрасывали с каланчи наземь. А Милославские и Софья Алексеевна еще больше их мутили. Они говорили, что стрельцы дождутся от Нарышкиных такого зла, какого еще и не видывали; толковали, что Петр посажен на царство не по закону и что идти против него — святое дело. Настроив так стрельцов, Софья Алексеевна и ее пособники роздали им списки бояр, которых надо перебить как изменников, и велели ждать» (А. Петрушевский).
Утром 15 мая 1682 года два боярина поскакали по стрельцам, крича во весь голос, что Нарышкины задушили царевича Ивана. «…Софья и Хованский (новый начальник стрельцов — Л.П.) стали раздавать деньги стрельцам, жалуясь, что Нарышкины хотят истребить всех Милославских, а Москву отдать иноземцам. Кем-то был пущен слух, что брат царицы Иван Нарышкин примерял во дворце царское облачение и хотел задушить царевича Ивана» (И. А. Заичкин, И. Н. Почкаев). Стрельцы вооруженною толпою заняли Кремль, окружили царский дворец и потребовали показать им царевича Ивана. Наталья Кирилловна и патриарх Иоаким с боярами вывели на Красное крыльцо Петра и Ивана. «Стрельцы, увидев Ивана, изумились; несколько человек влезли на крыльцо и стали спрашивать царевича, прямой ли он царевич Иван и кто его изводит». «Меня никто не изводит, и жаловаться мне не на кого», — отвечал Иван. Однако, стрельцы не успокоились, вломились во дворец и на глазах у царской семьи зверски убили Матвеева и многих родственников царицы Натальи.
«…17 мая загудел третий набат, и стрельцы, пьяные, в рубахах, с засученными рукавами, снова повалили ко дворцу. Назойливее прежнего стали они выкрикивать Ивана Нарышкина и клялись, что на этот раз без него не уйдут. Бояре, дрожа от страха, принялись упрашивать царицу, чтобы она выдала своего брата; то же самое советовала ей и Софья Алексеевна. Делать было нечего: Иван Нарышкин исповедался, причастился, соборовался и вышел к стрельцам. Стрельцы с воплем кинулись на него, схватили, потащили на пытку и потом на Красной площади рассекли на части» (А. Петрушевский).
