Новый князь Симеон оказался лучшим сыном, чем Владимир. Ему было около тридцати лет[284]. Большую часть жизни он провел в Константинополе, по-видимому, во дворце, и обучался, вероятно, не только в славянской семинарии Фотия, но и в университете. Конечно, он стал искусным греческим ученым и приобрел интерес к работам Аристотеля и Демосфена. Действительно, он был некогда известен как полугрек[285]. В недавние годы Симеон принял монашеские обеты, возможно, как решил его отец, предназначавший своего сына на роль болгарского патриарха, и находился, вероятно, вместе с ним в болгарском монастыре Святого Пантелеймона. Христианское рвение Симеона казалось бесспорным. Тем не менее, когда он отказался от своего обета и вернулся к светской жизни, чтобы взойти на трон, это вызвало неблагоприятные толки[286].
Если государственные деятели в Константинополе надеялись, что вступление на престол человека, воспринявшего греческую культуру, означало возрождение их влияния на Болгарию, то они были жестоко разочарованы. Преданность Симеона греческой литературе лишь заставила его желать ее перевода на родной язык. Десятилетие спустя официальное принятие славянского языка и алфавита способствовало удивительному росту литературы. Булгарский народ, долгое время ограниченный в своем письме лишь греческими литературными образцами и языком или, возможно, несколькими руническими знаками[287], внезапно обрел собственные средства для самовыражения. Но расцвет булгарской культуры нельзя назвать всецело спонтанным; языческая безграмотная империя хотя и была великой, не сразу превратилась в житницу культуры. Булгарская литература появилась лишь через столетие и явилась естественным результатом развития, когда христианство и славянская письменность в достаточной мере распространились по территории страны[288]. В настоящее время она находилась под активным патронажем князя. Симеон желал, чтобы его народ пользовался всеми благами византийской цивилизации; он поощрял переводы не только произведений святых отцов и патристики, но также некоторых подходящих романов. Следовательно, первыми булгарскими авторами стали, главным образом, переводчики; однако их работы приобретали несколько искусственный вид, когда поднимаемый в них вопрос оказывался более сложен, чем язык, с помощью которого его можно было представить.
Однако начало становления булгарской литературы было многообещающим. Уже с тех пор, как Климент обосновался в Македонии, он приступил к переводам. Однако он оказался в неловком положении из-за того, что греческий язык не был широко известен; а люди — недалеки[289]. Единственная надежда исправить ситуацию заключалась в осуществлении переводов греческих авторов. Климент зарекомендовал себя неутомимым переводчиком. Он привлек труды своих великих покровителей, Кирилла и Мефодия, и внес в них те добавления, что смог. К концу столетия Климент превратил Охрид в один из наиболее известных центров распространения христианства и культуры; и когда он начал отходить от активной жизни, его работа была подхвачена старым товарищем и учеником Наумом, который прибыл из Преслава, чтобы принять епархию в Охриде[290].
Но сейчас македонскую школу Климента затмила княжеская школа Преслава. Там были осуществлены обширные переводы. Сам Симеон даже руководил переводом целого ряда пояснительных извлечений из писаний Святых Отцов, и предисловие отдало дань его покровительству, назвав его «новым Птолемеем, который, подобно трудолюбивой пчеле, собирает сок со всех цветов, чтобы распространить его среди бояр»[291]. Епископ Константин перевел некоторые проповеди для церковных праздников и работы святого Афанасия[292]; пресвитер Григорий перевел хронику Иоанна Малалы и также романтичный рассказ о Трое для «любящего книги князя»[293]. Иоанн Экзарх, по воле королевского монаха Дукса, брата Бориса, перевел Иоанна Дамаскина и написал «Шестоднев», адаптацию «Гексамерона» святого Василия. Иоанн, приступивший к работе, вероятно, немного позднее, чем другие, оказался более предприимчив и к переводу добавлял несколько глав собственного сочинения. К переводу Иоанна Дамаскина он написал предисловие, в котором дал краткую историю славянского письма и рассуждение о трудностях, с которыми сталкивается переводчик — как следует поступать, когда слова имеют различный род в греческом и славянском языках? — а к переводу «Шестоднева» он добавил эпилог, в котором восхвалял красоту двора Симеона в Преславе
