Америка, ты даришь прекрасную смерть.
В то самое лето казнили Этель Розенберг. Своего мужа она видела последний раз за несколько минут до того, как его увели на электрический стул, в комнате, разделенной экраном, чтобы предатели не могли коснуться друг друга. Их оставили одних, никто не знает, о чем они говорили. Но когда туда вошел тюремщик и разлучил их, уводя Юлиуса прочь, говорят, что он увидел экран, заляпанный кровью. Они пытались дотянуться друг до друга сквозь сетку, и в миг, который мы можем только представлять, сжали пальцы с такой страстью, что потекла кровь.
«Пусть вас утешит, – написала она в тот день сыновьям, – что мы глубоко понимаем и спокойно принимаем тот факт, что цивилизация пока не дошла до той точки развития, где не нужно будет отдавать жизнь во имя жизни». Юлиус умер на электрическом стуле мгновенно, а когда его тело убрали и привели Этель, она оказалась такой маленькой, что электроды неплотно прилегали к голове. Когда я прочла, что ее убило только со второго разряда тока, я села за кухонный стол и заплакала.
Этель, почему ты не покаялась, когда Юлиус умер? Его уже не было, больше ничего было нельзя сделать. Никогда не пойму, почему ты не подозвала надзирательницу и не сказала что-нибудь, чтобы спасти свою жизнь, спасти сыновей. Что-нибудь, что они хотели услышать. Должно быть, ты знала какую-то неведомую мне тайну.
Что такое жена? Если у нее забрали детей, мужа, дом и все имущество, если послали ангела смерти к этому Иову в юбке, вырвали одного сына из ее рук, а другого забрали из школы, и его учебник грохнулся на пол, если агенты выволокли ее мужа из дома, если забрали телефонный столик из коридора, герань, вянущую в цветочном ящике, и бобы, которые надо съесть, пока не испортились, и новую шляпку, которую она еще не придумала, как носить? Если забрали собаку? И ее любимую деревянную ложку? Брата? Кольцо? Что является самым маленьким, неделимым атомом жены? Только ты, Этель, знала ответ, но ты умерла молча.
* * *
В городе на юге Кореи прошли мирные переговоры, восстанавливающие старые границы. Никакого договора подписано не было, но война закончилась. Мы не победили в том смысле, в котором некоторым хотелось, не загнали коммунистов обратно в Китай и не открыли стране путь в демократию, и мужчины писали в местные газеты, что им претит наша трусость. Но нам до смерти надоела война, и мы отбросили врага, так что мы ушли. Всего через неделю после того, как я узнала о Уильяме Платте. Вред, причиненный нами, был бесполезен.
Уильям Платт не умер.
Лишь в моем воображении он упал в виргинскую грязь и больше не встал. Он едва не умер от потери крови, но Уильяму всегда везло. Спустя двадцать четыре часа его молодое сердце снова забилось ровно, а глаза открылись и увидели хорошенькую медсестру с букетом цветов от семьи. Пришли врачи, и он улыбнулся им и показал большой палец оставшейся рукой.
Я внимательно следила за мужем. Я заставала его слушающим радио с блуждающим по сторонам взглядом. И гадала, чего стоила ему каждая жертва. Чего ему в итоге стоили появление Базза, искушение Аннабель, призыв и увечье Уильяма, потому что даже тот, кто читает порезанную газету, видит дыры и понимает, сколько именно было вырезано, чтобы он не огорчился. Должно быть, он знал – как знает ребенок, – что все странные события в его жизни происходили из-за желания им обладать. Этого, конечно, было не видно – он просто сидел и слушал радио, уперев локти в колени. И казался самым красивым мужчиной на милю вокруг. Но я знала, что где-то внутри него сидит паника, висит, как летучая мышь на стропилах, сложив крылья и не издавая ни звука целый день, пока мы все шумим. Но рано или поздно придет ночь. И она выкарабкается наружу так или иначе.
Возвращение Уильяма Платта стало событием для всего квартала: встреча героя. Я смотрела из окна, как казенная машина выехала из-за угла и остановилась возле дома его матери, украшенного цветами государственного флага. Она – маленькая рыжеволосая женщина – выбежала, раскинув руки, но, прежде чем принять ее объятия, Уильям отдал честь водителю левой рукой. Справа висела половина руки, забинтованная, словно в коконе. Потом из-за инфекции он потеряет все вплоть до плеча, и молодая жена с любовью переделает его рубашки, зашив правый рукав, так что он будет висеть, как флаг. А тогда Аннабель подбежала к нему, и ее светлые волосы курчавились от дождя. Я помню, как они обнимались, несмотря на ливень, как он радостно улыбался, она отчаянно гладила его короткие волосы, а он прижимал ее к груди. Скоро мое окно усеяли капли дождя, превратив сцену в газетное фото из точек. Он выжил, он был героем. Я закрыла шторы. Это ничего не значило, я уже приняла на себя вину за убийство.
