СAMАНИДЫ
Люди, остановившие экспансию Саффаридов, когда те хотели захватить Согдиану, претендовали на славное происхождение, без колебаний утверждая, что в их жилах течёт кровь Сасанидов. Они произошли от князя городка Саман в Бактрии, из-за чего взяли название Саманиды. Родоначальник династии Саман-худат был маздеистом, обращённым в ислам, и некоторые его потомки занимали официальные должности. В начале IX в., около 820 г., четыре сына того, кто считался тогда главой рода, — некоего Асада, «Льва», — были назначены наместниками: первый, Ахмед, — Ферганы, второй, Нух, — Самарканда, третий, Яхья, — Шаша (Ташкента), последний, Ильяс, — Герата. Все, кроме Ильяса, умершего около 856 г., продолжили род, и их потомки по-прежнему служили монарху, хотя пользовались ослаблением Тахиридов, чтобы начать освобождаться от всякой зависимости, но нам приходится сказать, что о них мы знаем мало.
Этот род вышел из безвестности только в 875 г., когда Наср, сын Ахмеда, был назначен верховным наместником Трансоксании и поселился в Бухаре. Немедленно сочтя себя независимым, хоть и сохранив верность халифу, которому регулярно выплачивал дань, он создал одно из самых прекрасных царств, какие только знал ислам, окружавшее столицу — город, в котором вскоре будет жить около полумиллиона человек, который в X в. ещё в большей степени, чем Багдад, станет великим очагом культуры, приобретёт богатое убранство из замечательных памятников, увы, почти полностью уничтоженных людьми, почти не проявлявшими к нему милосердия, а также подземными толчками. Впервые в истории Согдиана, которая всегда находилась во власти беспокойной знати, любившей независимость и склонной к анархии, образовала единое государство. Это было первое настоящее царство иранцев-мусульман, которое имело больше прав так называться, чем царства Саффаридов, Буидов или Тахиридов. Оно будет и последним в Средней Азии.
Исмаил ибн Ахмед (892-907), преемник Насра, принял наследие Саффаридов и одновременно Тахиридов. Он победил Саффаридов при Бактрах и присоединил их владения, что позволило ему в 902 г. обеспечить себе полную независимость. Через два года он властвовал уже над всем Северным Ираном вплоть до Рея и Казвина, города, который, впрочем, не сможет удержать. Таким образом, он сформировал обширное государство и, несомненно, распространил бы свою власть на весь Иран, воссоединив его, если бы не Буиды или, скорее, если бы не халиф, чьим слугой он называл себя как добрый суннит. Политика Саманидов в отношении степных народов, по-прежнему опасных, в основном была оборонительной, но включала и отдельные превентивные рейды под видом священных войн, где были победители — гази и мученики — шахиды, рейды, позволившие им присоединить Ташкент и земли до самого Таласа. Зато они не смогли помешать усилению Караханидов, сформировавших в середине X в. свою конфедерацию или империю. Поскольку как раз тогда последние обратились в ислам, улемы отказались объявлять священную войну этим новоиспечённым мусульманам. Что касается мамлюков, они отнюдь не горели желанием сражаться с соплеменниками.
Саманидское государство было богатым. Его экономика более чем процветала и приносила пользу всем. Страна много производила и много вывозила — фрукты, овощи, бумагу, шёлковые и хлопчатобумажные ткани, которые умелые ремесленники ткали из качественного сырья, керамику, производство которой стимулировал китайский импорт. Власть была сильной, авторитарной и не признавала никаких ограничений, кроме мусульманского закона, обычаев и прочных структур, унаследованных от прошлого. Она опиралась на тайную полицию и на бюрократию, подчинённую десяти ведомствам с многочисленным персоналом. Всё проходило через руки государства, и наместники провинций находились под жёстким контролем. Они, например, не имели права пользоваться замечательной почтовой службой, и верховная власть следила, чтобы они не становились притеснителями. Суверен желал опираться на простой народ, с которым был хорошо знаком, коль скоро его семейство жило здесь издавна, и который его любил — в самом деле, тот принёс ему мир, желанный для всех после столь долгих войн, следил за народным просвещением, стремясь, чтобы образование давалось повсюду и было доступно не только богатым, но и бедным, пёкся о земледелии, издав для него свод законов, остававшийся в силе ещё минимум два века. Все эти меры, вне всякого сомнения, выражали подлинную заботу о неимущих, но были также порождены желанием искоренить тысячелетнюю власть беспокойной знати,
