История Африки с древнейших времен - страница 72
Рассказы очевидцев более позднего времени, когда началась борьба против рабства, выявляют условия, в которых происходила работорговля. Многие африканцы, особенно женщины и дети, гибли еще во время охоты на рабов, так как она велась со страшной жестокостью и бесчеловечностью. После мучительных переходов через сотни километров безводных саванн или девственных лесов оставался в живых только каждый второй или третий из захваченных. На ночь их сковывали по рукам и ногам. Пищу и воду пленники получали очень редко. Но и тот, кто достигал корабля, не мог еще считать себя спасенным. Перед погрузкой пленных подвергали в факториях унизительной процедуре, чтобы отобрать для вывоза только наиболее здоровых.
Вот, например, что рассказывает Барбот[67]: «Когда рабы прибывают из внутренних районов в Видах (Республика Бенин), их всех запирают в дощатый барак, своего рода тюрьму, поставленный специально для этой цели недалеко от берега; перед тем как передать людей европейцам, их выводят на равнину, где судовые врачи внимательно осматривают каждого в отдельности; при этом мужчины и женщины раздеты догола». После отделения неполноценных всякому, кто был признан годным, раскаленным железом ставили на грудь клеймо, фирменный знак французской, английской или голландской торговой компании, чтобы каждая из них могла опознать принадлежащий ей товар. Но вот наконец этих людей, испытывающих физические муки, часто в самый последний момент разлученных со своими родными, гонят на корабль. «Когда прибывает судно, — продолжает Барбот, — всех их, совершенно нагих, не делая различия между мужчинами и женщинами, заталкивают в стоящую наготове шлюпку». Только на очень немногих судах раб, «вступив на борт корабля, получает кусок парусины, который он может обернуть вокруг бедер; это очень по душе несчастным созданиям».
Но страшнее всего были условия на самих судах. По словам датского врача Изерта, «потому-то они и не верят никаким уговорам… будто их везут в прекрасную страну, и другим посулам и при малейшей возможности стараются сбежать или убить себя, потому что даже смерть куда менее им страшна, чем рабство в Вест-Индии»[68]. Рабы тысячами гибли от адской жары в трюме. Среди них свирепствовали чума, тиф, оспа, дизентерия. Заболевших и умерших просто выбрасывали за борт.
А что ждало тех, кто выживал, в Америке? Их, словно скот, выставляли на обозрение и продажу, после чего на плантациях и в рудниках для них начинались новые муки. «Обрабатывать эту землю часто намного труднее обычного из-за обилия камней, — с состраданием пишет Изерт. — Применить здесь плуг невозможно, и все достигается мотыгой и потом несчастных негров… Плантатор выжимает из них все, что может, но не убивает… Я видел, как за малейшую провинность, иногда даже вымышленную, их привязывали к столбу и били кнутом так, что кожа превращалась в клочья. У большинства из них на спине до конца жизни остаются следы порки». Жестокая работорговля и жестокая эксплуатация труда рабов приносили огромные барыши кучке крупных купцов и плантаторов.
Многие рабы сопротивлялись зверствам и бесчеловечной эксплуатации и предпринимали отчаянные попытки избежать такой участи. Еще в пути «ночью им приходит на ум, что хотя они и закованы в цепи, но они сильнее европейцев своим числом, а потому могут их перебить и пригнать судно к суше. Обычно такое восстание случается или на рейде, или в первый день после выхода в море. Во время моего пребывания на Гвинейском побережье я был свидетелем разных печальных случаев. В 1785 г. рабы на голландском судне восстали в тот самый день, когда оно должно было отойти в Вест-Индию. Они взяли верх над европейцами и перебили всех, кроме маленького юнги, который взобрался на самую верхушку высокой мачты». Эти и другие попытки к освобождению были потоплены в крови. Как ни велико было соперничество между голландскими, английскими и даже португальскими работорговцами, в подобных случаях они всегда помогали друг другу. Общие цели наживы и эксплуатации понуждали их принимать «коллективные» меры.