Традиционная коллективная земледельческая община могла существовать как в позднеродовом племенном обществе, так и в раннеклассовой формации, составляя ее низовую ячейку. Она оставалась относительно самостоятельной экономической единицей, и изменить это положение часто было не под силу даже эксплуататорской верхушке сформировавшихся государств. Во многих из них, в частности в Бенине, городах-государствах йоруба, разные элементы деревенской общинной организации по преемственности перешли в государственные институты. Примером может служить совет старейшин.
Особая стабильность деревенской общины представляется нам одним из обстоятельств, под влиянием которых почти во всех крупных африканских государствах удерживалась вторая форма зависимости и эксплуатации, первоначально временно сосуществовавшая с первой, а затем сливавшаяся с ней во всеобъемлющую форму раннефеодальной эксплуатации. Речь идет об использовании труда несвободных людей. Патриархальное рабство как первая, а во многих регионах Востока даже единственная возникающая форма классового устройства общества в ранний период появилось во многих африканских государствах на стадии перехода к классовому обществу. Это было не «домашнее» рабство в узком смысле слова: по данным новейших исследований, рабы выполняли весьма важные функции в земледелии, скотоводстве и ремесле.
При всем многообразии этой разновидности рабства для нее характерны прочные семейные узы, заслоняющие истинный характер эксплуатации раба и его участия в производстве, ибо он являлся как бы членом семьи. Среди рабов распространяли учение ислама, и в результате им часто удавалось возвыситься в обществе, став надсмотрщиками, чиновниками, военачальниками, сановниками или просто скопив большие богатства. В государстве Сонгай бывшие рабы или несвободные воины составляли большинство чиновников царского двора, правителей районов и сборщиков налогов; они же служили в постоянной армии. Аналогичное положение сложилось в других суданских государствах, например в Канеме-Борну, и на территории Восточной Африки.
Однако право индивидуального владения землей со временем выделялось все более четко, возникали крупные землевладения — домены, число военнопленных, обращаемых в рабство, возрастало, и в результате зависимость и эксплуатация принимали более откровенный характер. Невольников из числа военнопленных стали широко использовать в ремесленных мастерских, рудниках и больше всего в сельском хозяйстве. Раньше «домашние» рабы жили в доме своего господина, теперь же несвободных людей селили отдельными деревнями вблизи больших доменов или же в самом имении правителя либо вельможи.
Жители этих селений, как в отдельных случаях и патриархальные рабы, получали в свое владение участок, хижину и кое-какие орудия труда, которые со временем становились их личной собственностью, а если не их самих, то уж, во всяком случае, их детей. За это они вносили арендную плату и под наблюдением надсмотрщика выполняли барщину на землях своего господина [53].
В первом поколении невольники еще подвергались юридической дискриминации, их можно было продавать и наказывать, т. е. они были лишены гражданских прав. Но уже их прямые потомки часто пользовались личной свободой и известными правами, они становились как бы прикрепленными к земле зависимыми людьми. Тем не менее «рабские» поселения находились в самом низу общественной пирамиды.
В применении к этому периоду истории Африки слово «раб» в известной мере вводит в заблуждение: условия его существования никоим образом нельзя сопоставить с жестокой эксплуатацией рабов в античной Греции и Риме или с бесчеловечным обращением, которому подвергались африканцы в эру капиталистической работорговли. Экономическому и социально-правовому положению несвободных людей в Тропической Африке больше соответствует термин «лично зависимый», хотя и здесь следует остерегаться механического перенесения на почву Африки западноевропейских норм.
«Рабские» поселения известны еще из ранних периодов истории государств Мали и Сонгай, хаусанских стран, Канема-Борну и в некоторой мере — городов-государств Восточной Африки. Главным источником несвободных работников явно были военные походы и войны. Например, аския Дауд сообщает в «Тарих ал-фатташ», впадая, правда, в риторическое преувеличение: «Вот это Сулейман, брат наш… Если ты примешь решение о посылке отряда в какую-нибудь область стран неверных, то он не проведет в разлуке с тобою и этой ночи, как захватит добычей десять тысяч невольников или более»
