— Как — иначе? — спросил Феофилакт.
После того, что произошло с его дочерью, даже вблизи прекрасной гетеры Феофилакт оставался холоден.
Феофилакт лежал на боку, мрачно глядел на красавицу и испытывал единственное желание — умереть...
— Мир мог бы быть добрее. Тебе сейчас очень плохо? — участливо спросила Анастасия.
— Да, — нехотя признался Феофилакт. — Так плохо мне ещё не бывало никогда.
— Выпей вина! — предложила гетера, протягивая Феофилакту стеклянную чашу.
— Не поможет.
— Обними меня.
Феофилакт поглядел на Анастасию и помотал головой.
— Боюсь, что и это не поможет. К тому же у меня нет при себе литры золота, чтобы расплатиться за твою любовь...
Гетера печально сказала:
— Разве я говорила о деньгах?.. Отвергнуть женщину — преступление... Если женщина неожиданно воспылает любовью к мужчине и придёт к нему, мужчина, пусть даже он и не испытывает к ней страсти, не должен отвергать женщину. Если же он отвергнет её, то в этом мире навлечёт на себя различные несчастья, а в том мире непременно попадёт в ад. Мужчину не может осквернить связь с женщиной, добровольно ищущей его общества, даже если она куртизанка или замужняя дама... Почему ты не желаешь соединиться со мной?
— Не могу, — простонал Феофилакт. — Умоляю, не требуй от меня невозможного!.. Мне сейчас так плохо, что жизнь не мила! Рухнули все мои надежды... Мне остаётся только наложить на себя руки.
— Будь мужчиной, Феофилакт!
— Когда-нибудь я смогу доказать тебе это...
— Ты докажешь это немедленно! — повелительно произнесла Анастасия. — Ах, Феофилакт, Феофилакт!.. Ты понравился мне ещё тогда, когда я впервые увидела тебя на дороге... Такой чопорный, такой аристократичный, такой благородный... Я сказала себе, что ты обязательно полюбишь меня. Ты всё не шёл и не шёл ко мне... А я так ждала... Феофилакт!..
Мягкие ладони гетеры прикоснулись к плечам Феофилакта, скользнули по животу, задержались на бёдрах, и протоспафарий вдруг почувствовал, как все земные дела и заботы уносятся прочь, а душа его воспаряет к неземному блаженству.
Сильной рукой он привлёк к себе Анастасию, и она покорно прильнула к нему, обволакивая облаком дорогих благовоний.
* * *
Из дома гетеры Феофилакт вышел лишь поздно вечером, когда Город обезлюдел, лишь стучали колотушками сторожа да время от времени проходили с факелами муниципальные стражники.
Отпустив поводья, Феофилакт предоставил своему коню самому избирать путь. Ему было всё равно, куда ехать.
Феофилакт был растерян и отчаянно весел. Впервые за много последних лет он испытал желание петь. И обязательно запел бы во всю глотку, если бы не городские стражники. Они, пожалуй, в темноте могут принять его за пьянчужку и, чего доброго, высекут на месте.
В доме Анастасии Феофилакт помолодел на четверть века.
И дело было даже не в искусстве любви, в котором Анастасии не было равных. Домашняя прислуга за годы вдовства Феофилакта научилась ублажать своего хозяина самыми изысканными любовными ухищрениями. Но это были лишь ухищрения. А гетера подарила ему любовь.
Впервые за последние двадцать пять лет Феофилакт почувствовал себя любимым мужчиной.
Всё, что ни совершает в жизни мужчина, он совершает ради одной-единственной женщины, что бы он ни говорил себе... И, если у мужчины нет любимой женщины, все его победы и достижения меркнут. Даже богатство, даже власть теряют большую часть своей прелести, если нет женщины, которая одна только и способна оценить по достоинству успехи своего возлюбленного.
Ах, Анастасия!..
Что же нам с тобой делать?!
Феофилакта не мучила ревность.
Красивая женщина и не могла и не должна жить без мужчин. Если Анастасия делала это явно, другие совершали втайне — вот и все отличия. Так что ревновать женщину к её прошлому — глупо... Ревновать можно лишь к настоящему.
Прошлого уже нет.
Настоящее неуловимо.
Будущее туманно.
А ведь некоторые отцы церкви почитают женитьбу на гетере вполне богоугодным делом, и за это отпускаются многие грехи.
«Не совершить ли мне богоугодное дело?..» — подумал Феофилакт.
Гетера Пелагия, обращённая в христианство проповедями епископа Нонна в Александрии, сделалась святой. Правда, она отказалась от нормальной жизни и стала отшельницей в Иерусалиме. Но зачем же бросаться из крайности в крайность — из разврата в святость?
