Обе закончили в городе курсы, одна — парикмахеров, другая — визажистов, и, помыкавшись несколько месяцев без работы, вернулись домой, где не могли похвастаться полученными знаниями. Замысловатых причесок местные женщины не сооружали, модных стрижек не делали, а наука по вплетению ленты в косу была известна каждой и без специального диплома. Косметикой же в деревне пользовались охотно, но с визажистом были незнакомы и знакомиться не спешили.
Потому до поры до времени обе сестры оставались не у дел и занимались сами собой и собственными переживаниями. Но если Лиза беспечно порхала между зеркалом, у которого репетировала батманы и пируэты, и письменным столом, где в ящике хранилась заветная тетрадь с поэтическими зарисовками, то Лида все больше сидела сиднем и мусолила на разные лады одну-единственную мысль: «так жить нельзя».
С этим открытием она и пришла к Михаилу и сестру привела. Вопреки всем правилам исповеди он тогда битый час слушал, как они переругивались, смешно морща курносые носы.
— Не делай из мухи слона, Лидусик! Все изменится, все наладится, все образуется. Ну чего мы будем батюшке каяться, как прокаженные? Мы с тобой что, больные, слабые, глупые, несчастные, чтобы нюни распускать?
Михаилу тогда сразу понравилась позиция Лизы. Не унывать, не сдаваться, надеяться на лучшее! Чем не дельный совет, способный привести в чувство отчаявшуюся душу? Однако через мгновение он уже соглашался с ответом Лидусика:
— Нюни, Лизочек, распускать, конечно, ни к чему. Только знаешь ведь, что под лежачий камень вода не течет. Можно всю жизнь у моря погоды прождать. Надо что-то делать.
Доводы были разумными, Михаил даже кивнул, одобряя их справедливость. И вдруг — вопрос:
— А что делать, Лидусик?
Как оказалось, в своих рассуждениях о том, что «так жить нельзя», Лиза никак не могла дойти до соображений, как все-таки жить можно и нужно. А потому оба курносых носа повернулись к Михаилу и дружно спросили:
— Что нам делать?
Он растерялся, тщетно пытаясь вытащить из мудрого совета отца Федора «слушай и наставляй» что-то более конкретное. Но, как назло, ничего, кроме пресловутого «надеяться и верить», в голову не приходило. Кроме того, девушки (он это видел и по их вздернутым носам, и по пытливо устремленным на него глазам, слышал по тишине, которую теперь не прерывало даже дыхание) настроились не на книжные фразы и общие советы, а на конкретные предложения по преобразованию жизни.
— Мне надо подумать, — важно объявил тогда Михаил.
Про себя он решил, что до того времени, когда сестры в следующий раз сподобятся заглянуть в церковь, он успеет посоветоваться с отцом Федором. Все же девушки — его прихожанки, а Михаил им никто, случайный человек, нацепивший рясу. Самозванец, в общем, а самозванцев на Руси не жаловали и не жалуют.
Но девицы Мироновы в силу молодости и простоты терпением не отличались и приходили к Михаилу с вопросом, мучившим Чернышевского, чуть ли не каждый день. По легкому дуновению вдруг неизвестно откуда взявшегося ветра, по едва различимому щебету, похожему на птичий, по неудержимому веселью, заполнявшему темную церковь, он определял их приближение.
В последние недели девушки заходили реже и только для того, чтобы, смеясь и перебивая друг друга, поведать о своих достижениях:
— Первый урок — это просто фантастика, — делилась Лиза, поправляя выбившиеся из пучка пряди. Теперь она носила такую прическу, считала, что простоволосость учителю не к лицу. Пусть даже танцев, но все же учителю. — Я так нервничала, не ожидала, что столько народу придет! А теперь уже втянулась. Знаете, мы, наверное, на конкурс в район поедем. Полгода ведь достаточно для подготовки, если очень стараться?
— Ну, если очень… — Михаил снисходительно улыбался.
Возбуждение Лизы передавалось и рассудительной Лиде:
— Теперь, наверное, в город придется ехать: костюмы заказывать, реквизит подбирать. А еще грим надо закупить профессиональный. Делать — так со вкусом, правильно я говорю? Не хватало еще, чтобы про нас в районе сказали, что мы деревенщина.
— Не боись, Лидусик, мы им такую румбу забацаем, что они нас не то что за городских примут, а за иностранцев, — подмигивала Лиза, и обе сестры начинали хихикать, а потом наперебой благодарить Михаила и чуть ли не лезть к нему с поцелуями.
