Обоз уже втягивался в ворота Ревеля, медленно, рывками. Кругом слышались отрывистые немецкие фразы, перемежаемые русским матом и тягучей чухонской речью. Первей закрыл глаза.
«Родная, отзовись»
«Да, мой милый»
«Не сердись, пожалуйста»
Бесплотный шелестящий вздох.
«Я не сержусь. Я плачу»
«Ну что такое, Родная моя?»
«Ты полагаешь, всё хорошо?»
«Я полагаю, шутка удалась. В смысле, никто не знает»
«Это ты так думаешь. Тот немец действительно колебался, но в конце концов сообразил, что к чему. Гонец в Медвежью Голову уже убыл, и послезавтра следует ждать неприятностей. У тебя всего один день, чтобы всё устроить. Как, я не знаю»
«Ну если даже ты не знаешь…»
«Именно. Тебе нужен знакомый пират-люггер, но ты таких не знаешь. А с незнакомцем они не свяжутся. И заморочить их нельзя — в зимнем море и в ясном уме ой как не просто, да и маны у тебя на всё время не хватит. И бежать назад, в Новгородчину, сейчас… Я не знаю, что делать»
— Слушай, Первей Северинович, — купец подсел к рыцарю, понизив голос. — Я у тебя в долгу, ты знаешь. Так вот… В общем, нашёл я тебе нужных людей. Только кольчугу надень, без кольчуги с этими ребятами разговаривать трудно…
«Ну вот, Родная. А ты — «что делать, что делать»…»
«Слышу. Неужели ты опять прав?»
* * *
— Ну, в общем, дальше вы сами… — Савелий Петрович отвалил в сторонку, отсел в угол, прихватив кружку, и принялся отхлёбывать пиво, полузакрыв глаза — наслаждался купчина.
— Так куда желает попасть благородный рыцарь? — просипел оставшийся с глазу на глаз с Первеем долговязый немец с рожей, которую явно не стоило брить — один косой шрам от глаза до подбородка чего стоил…
— Почему ты решил, что я рыцарь? — поинтересовался Первей. По-немецки он говорил с запинкой, не то, что на славянских языках.
— Ха… А то я не понимаю в людях, — засипел-забулькал долговязый. — Твой прикид может обмануть кого угодно, только не меня. Ты русский, да, но ты рыцарь, и не спорь. Я повидал на своём веку странствующих рыцарей…
— Ладно, я и не спорю. Мне надо в Англию.
Долговязый шкипер смотрел поверх кружки, его глаз зажёгся жёлтым огоньком.
— Господин имеет себе представление, где это?
— Да. И мне именно туда.
— Господин не понял. Между Англией и этой дырой не только бескрайнее зимнее море, даже два моря. Между ними ещё находится Дания — господину рыцарю это известно?
— Ну и что?
— А то, что в Дании нас повесят, если не убьют при абордаже. Мы кой-чего должны датскому королю, а он злопамятен. И тебя повесят, господин рыцарь, не разбираясь — пассажир ты или кто там. Для датчан ты будешь люггер.
— Сто золотых.
— Покойнику деньги ни к чему.
— Сто пятьдесят.
— Да говорю тебе…
— Двести.
Пират поперхнулся, забулькал. Первей смотрел, как он жадно глотает пиво, и не встревал — очевидно, глотание пива облегчало этому люггеру мыслительный процесс.
— Триста. Я доставлю тебя до Дании, так и быть.
— В Дании же тебя повесят, и зачем покойнику деньги?
Шкипер захрипел, забулькал.
— Это смотря какие деньги. Триста золотых — такая сумма, что и покойнику сгодится.
* * *
— Ну что ж, жив будь да здрав будь, Первей Северинович. Удачи тебе!
— И тебе здоровья да прибытка, Савелий Петрович.
Купец чуть поколебался. А… Облапил рыцаря, как медведь.
— По русскому обычаю, значит. К нехристям ведь едешь…
— Везде люди, Савелий Петрович. Не поминай лихом!
Первей повернулся и полез в люггу, ошвартованную прямо у обколотого волнами края ледового припая, мерно покачивающуюся в ледяном крошеве. Шкипер махнул рукой, и матросы-люггеры разом навалились, отталкивая вёслами обледенелую посудину. Вертлюги вёсел с лязгом легли в уключины, и люгга, неуклюже разворачиваясь в колотом льду, начала свой путь…
* * *
Волны вздымались и опадали, подбрасывая и опуская корабль, они лезли на борта, как пираты на абордаж, стремясь во что бы то ни стало ворваться внутрь, люгга раскачивалась и рыскала из стороны в сторону, сбиваемая порывами неустойчивого северо-восточного ветра, мачта скрипела и потрескивала. Но всё это было уже не так страшно, как в первый день.
Погода благоприятствовала им, насколько это вообще возможно для зимней Балтики. Северо-восточный ветер, довольно сильный, но всё-таки не штормовой, не утихал с момента их выхода из Финского залива. Остров Готланд они обогнули с севера, ночью, избежав встречи с кем бы то ни было — море в это время вообще пустынно, таких отчаянных дураков, как Первей и этот шкипер, на свете не так уж много. Морская болезнь не пристала к рыцарю, и он лежал, закутавшись в отсыревшую медвежью шубу, прямо на палубе, ближе к корме.
