Тридцать золотых Первей отдал шкиперу сразу, как задаток, а с остальным они условились так — сто двадцать рыцарь отдаёт люггеру на берегу, ещё сто пятьдесят они получают у Савелия, после получения от Первея известия, что тот в порядке — новгородский купец, которого они знали, поручился своими деньгами и честью.
«Родная, отзовись»
«Я здесь, рыцарь»
«Знаешь, я тут подумал… Пока я доберусь до Ирландии, да пока найду тот артефакт — это ж сколько времени уйдёт! За это время я мог бы сделать кучу работы, верно?»
Короткий шелестящий смешок.
«Какой ты стал практичный. Ты и делаешь»
«Что делаю?»
«Исполняешь очередной Приговор»
Первей помедлил, соображая…
«Почему я об этом ничего не знаю?»
«А смысл? Тебе и делать-то ничего не надо. Всё, что нужно, ты уже сделал — соблазнил этих пиратов выйти в зимнее море»
«Мне это не нравится. Раньше ты была со мной откровеннее»
«Не сердись и не обижайся. Вспомни, я и раньше давала тебе разъяснения, необходимые для исполнения Приговора — и только»
«Нет, не только»
«Не будем спорить. Между прочим, это только такие, как ты, Исполнители, прямо осознают свою задачу. Большинство людей в этом мире, по сути, делают ту же самую работу вслепую, не задумываясь ни о своей роли в этой жизни, ни о судьбах других, тех, в отношении которых они играют эту роль Орудия Рока. Слепого орудия»
Первей думал, переваривая.
«Вот как. И что же будет с этими люггерами?»
«Ничего особенного. Завтра на рассвете они закончат этот круг. Поверь, утопленник — это не страшно, бывают судьбы куда как хуже»
— Жив, господин рыцарь? — рядом с Первеем присел на скамью шкипер, щурясь от ветра. Из-за завывания ветра приходилось орать. — Ты везучий, рус. Похоже, дойдём. Ночью пройдём южнее Эланда, и к утру я выброшу тебя возле самого Треллеборга. Там можно сесть на датский корабль, — он осклабился, — если у тебя в карманах ещё звенит. Как, рыцарь? Звенит?
— Деньги — дело наживное, — прокричал в ответ Первей, — сегодня пусто, завтра густо. Я найду, где взять.
Рожа шкипера перекосилась, и рыцарь догадался, что тот смеётся — только по роже, ибо сипение и бульканье заглушал дикий рёв моря.
— Я так и понял, ты малый не промах.
Шкипер вдруг вскочил, заорав по-немецки какие то невнятные ругательства, кинулся к двоим рулевым, орудовавшим на корме короткими широкими вёслами-рулями.
— Куда правишь, доннерветтер?!
* * *
Буря, настоящая буря. Похоже, морю таки надоели всякие-разные клопы-водомерки, ползающие по поверхности с тёмными намерениями, и море решило от них избавиться. Невидимые во мраке облака, наверное, рвались в клочья под неистовым напором ветра. Но облака — это ерунда, облака не представляют для людей ни малейшей опасности. А вот волны…
Шкипер орал, подобно морскому чудовищу, но его слова Первею разобрать никак не удавалось. Тем не менее люггеры как-то понимали своего капитана, действуя слаженно и решительно, орудовали вёслами, не позволяя урагану развернуть судно поперёк волн — тогда конец их путешествию наступил бы мгновенно. И корабль, и люди отчаянно боролись за свою жизнь.
С тяжёлым грохотом рухнула мачта, вместе с обрывками такелажа исчезла за бортом, в свистящем и воющем ледяном мраке. Люгга выпрямилась, но только на секунду — новые удары волн уже валили её на борт.
— Помогай! На вёсла!! — заорал шкипер в самое ухо рыцаря. Первей нырнул под обрушившуюся волну, но в следующий миг уже сидел рядом со здоровенным немцем, на ходу включаясь в работу.
Люгга отчаянно пробивалась к берегу, на каждом из шестнадцати вёсел теперь сидело по двое гребцов, ещё трое или четверо вычерпывали воду, сам же шкипер вместе со старым бородатым кормщиком встал на рулевые вёсла. Ветер крепчал и крепчал, но хуже всего — ветер на глазах менял направление, из северо-восточного становясь откровенно восточным, так что волны теперь били почти в борт. Наверное, именно так должен выглядеть ад, подумал вдруг рыцарь. Не сковородки и котлы со смолой, эти бесстыжие выдумки бесстыжих попов — воющий ледяной мрак, хаос без начала и конца, хаос навсегда…
— А-а-а! — заорал шкипер, указывая рукой на север. Там, среди тёмного кипящего хаоса неясно выплывало что-то белое, окаймлённое ещё большим мраком. Берег, сообразил Первей, кипящая полоса прибоя и за ней — стена леса. До берега было не больше четверти мили.
