Алена осторожно глянула из-за его плеча, до которого едва доставала ее белокурая макушка. Интересно же увидеть собственные творения как бы со стороны, чужими глазами!
Что там такого, на этом небольшом квадратном холсте, обрамленном скромным деревянным багетом?
Вроде бы обычный подмосковный пейзаж. Весна. Свежая, едва пробившаяся трава. Только-только лопнувшие почки, нежные листики еще не набрали силу и глядят на мир с младенческим любопытством.
На дальнем плане, у самого горизонта, отлогий берег озера и чуть-чуть видна кромка воды, ярко—бирюзовой и словно радующейся тому, что опостылевший лед стаял и теперь ничто не отгораживает ее от солнца.и неба.
И туда, к воде, переваливаясь, шагает толстая важная утка с выводком неуклюжих утят.
Вот и все. Никаких украдкой подсмотренных сокровенных подробностей.
...— Где Алеша? Алексей куда девался?
Персонал детского дома сбился с ног. Шутка ли: бесследно пропал пятилетний малыш!
Бледный Никита Степанович метался и рычал, как разъяренный белый медведь:
— Эй вы, негодники! Не могли за маленьким уследить! Чему вас только в школе учат!
Директор вызвал сельского милиционера, настоящую фамилию которого никто уж и не помнил, потому что все называли его Анискиным.
Тот со всей серьезностью выслушал, озабоченно почесал плохо выбритый подбородок и, применив метод дедукции, глубокомысленно предположил:
— Не иначе как настоящие родители опомнились наконец и умыкнули своего пацана.
Никита чуть не задушил его:
— Настоящие родители?! Ты думай, что говоришь-то, куриная твоя башка, шлеп твою мать!
— Оскорблять представителя власти? — взъелся было Анискин, но тут же осекся. Сам понял, что сморозил глупость.
Пять лет прошло, ребенок вырос, из красного сморщенного комочка превратился в неуклюжего, но смышленого мальчика. Его теперь и не узнать, да и имя с фамилией другие. А сотрудники районных органов опеки никогда и никому не разгласят тайну рождения, ведь это поступок уголовно наказуемый...
— М-да... — протянул местный детектив. — Придется искать. Делать нечего, придется мужиков снимать с посевной. Прочешут рощу, поныряют в озеро. Брр! Вода еще не прогрелась. Придется уж вам за счет детского дома горячительное ставить.
— Поставим, коль надо, — хмуро пообещал директор. — Сэкономим на пасхальных яйцах с куличами. Ребята поймут.
— У-дю-дю, распетушился! — оборвал милиционер. — Мы не изверги на сиротах руки греть. Так и быть уж, поищем задарма. А яичек тебе наша птицеферма безвозмездно к празднику предоставит, красьте на здоровье! Я договорюсь, не боись. Так сказать, от нашего стола — вашему столу, от инкубатора — инкубатору.
Вопрос с поставкой горячительного отпал сам собой, потому что обшаривать илистое дно озера, слава Богу, не пришлось.
Едва не пришлось. Потому что пропавшего обнаружили как раз на пути к воде.
А обнаружив, хохотали до колик в животах и немедля сложили новую местную легенду, передававшуюся потом годами из уст в уста. Таково уж было житие Алексея Никитина — сплошь из приключений.
Дело в том, что он брел к чистому и студеному озерковскому озерку не сам по себе, а в хвосте утиного выводка! Даже переваливался так же, как мама-утка и ее родные желтые чада.
И ведь что странно, утка вполне признала малыша за своего. Стоило ему отстать, как она останавливалась и сердито крякала, подгоняя неуклюжего птенца-переростка.
Вот птица подковыляла к краешку берега — и плюх в воду. За ней первый утенок, второй, третий... Дошла очередь и до приемыша.
Алеша уже замахал ручонками, как неоперившимися крылышками, уже коленки согнул, чтоб оттолкнуться от суши...
Тут-то Анискин и произвел задержание.
Но стоило милиционеру подхватить ребенка, как кряква истерично залаяла, словно не уткой была, а собачонкой, забила по воде крыльями, выскочила на бережок и пребольно клюнула представителя правопорядка в лодыжку: «Эй ты, ворюга! Не смей трогать моих детей! Этот хоть и нескладный, а тоже мой, любименький, и я его в обиду не дам!»
Пришлось Анискину, на потеху всему поселку, позорно спасаться бегством. А все же он был доволен, сработал-таки знаменитый дедуктивный метод!
