музея в Сан-Франциско, но мне кажется это холодный след. – Она качает головой.
– Ой, я слышала об этом. – Это тот музей, в который Сент-Клэр отвел меня на наш
спонтанный пикник с сэндвичами. Мы даже прошли мимо украденной картины. –
Интересно, кому понадобилось красть эти картины – для чего? Не было никаких отчетов
о продажах на черном рынке, также не было никаких звонков или писем, которые
логично было ожидать, если воры не стараются сбыть картины… так зачем кому-то
копить все эти произведения искусства?
– Мы понятия не имеем, в этом-то и проблема, – вздыхает Пэйдж. – Нет никакой
связи между кражами – никакой схожести по времени суток или манере поведения, сами
по себе картины из разных периодов, так же как художники и их происхождение. Он
также не оставил даже малейших реальных улик. Это ставит в тупик.
– Будто загадка.
– Разве что эта кажется неразрешимой, и я не собираюсь становиться одной из тех
героинь телевизионных драм, которая посвящает всю свою жизнь и помыслы – не говоря
уже о фигуре – тому, чтобы пялиться на какое-то дело, которое она не может разгадать, –
усмехается Пэйдж.
– Но тебе разве не нравится преследование и поиск? – Знаю, что нравится, во всяком
случае она любит преследовать всех мужчин, на которых упадет ее взгляд.
– Да, я люблю преследовать, но мне также нравится и ловить. Знаешь ли ты, как
приятно поймать задиристого инвестора, подавшего ложный иск или раскрыть чье-то
мошенничество? – глаза Пэйдж загораются.
Я смеюсь.
– Ты как Грязный Гарри среди страховщиков.
– Чертовски верно! – улыбается она. – Но этот вор слишком хорош, в отличие от
копов. Улики затоптаны, след становится холодным, и мне это начинает наскучивать. –
Она делает глоток своего чая. – Надеюсь, они дадут мне что-то еще для работы.
Официант приносит наш заказ, все очень вкусно пахнет. Я приступаю к еде, когда
Пэйдж произносит:
– А знаешь, что не скучно? – Я стону. – Верно – твои сексуальные шалости с горячим
миллиардером. Давай, выкладывай подробности, подруга!
Я сглатываю, набив перед этим полный рот божественного голландского соуса.
– Вообще-то, особо нечего рассказывать. Я сказала ему, что хочу держать все в
профессиональных рамках, и он уважает это.
– Только в профессиональных? Я тебя умоляю. – Взгляд Пэйдж полон скепсиса. – Ты
вдруг можешь стать просто сотрудницей? Как это, по-твоему, получится?
– Он мой босс, Пэйдж. Мне хочется заслужить его уважение, а не профукать эту
возможность начать карьеру.
– Это «профукивание» и помогает тебе сохранить работу, детка, – смеется она.
– Хаха, – я закатываю глаза. – Серьезно. Это важно для меня. Мне хочется сделать все
правильно. – Я чувствую себя немного отсталой от жизни, но Пэйдж знает, как я
боролась, чтобы добиться этого, какие препятствия мне пришлось преодолеть ради этой
возможности.
– Я понимаю, Грэйс, правда.
Делаю еще один глоток чая, с удивлением осознав, что он мне нравится, и еле
сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть им, когда Пэйдж произносит:
– Но, господи боже, какая же у него задница!
Мы начинаем хихикать, как в старые добрые времена, будто сидим в своих пижамах,
поедаем попкорн и смотрим телеканал «Нетфликс».
– Это определенно отвлекает, – признаю я. – Я стараюсь хорошо выполнять свои
функции, концентрироваться на работе… но я никогда раньше не встречала такого
мужчину, как он.
– Ты имеешь в виду сексуального, богатого и чертовски очаровательного?
29
N.A.G. – Переводы книг
– Именно! – Я вспоминаю, как он поощрял мое творчество и говорил, что моя страсть
творить вернется, о том как отвез меня в мои апартаменты, когда на меня накатила
реакция на смену часовых поясов. – И милый, и добрый, и щедрый…
– Ух ты, – говорит Пэйдж, потянувшись через стол и дотронувшись ладонью до моего
лба. – Кто-то заболел.
Я отбрасываю ее руку.
– Это вовсе не лихорадка, а неуместная влюбленность. Помнишь того помощника
учителя антропологии, с которым ты встречалась?
