Она всегда была такой невозмутимой и сосредоточенной, а сейчас ее взволнованный голос заставил меня вздрогнуть. У меня возникло чувство, что я знаю, что происходит.
– Уже иду!
Я было рванула к лифту, но решила, что по лестнице будет быстрее. Мои шаги гулко отдавались в пролетах, руки скользили по перилам, пока я бежала, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
В отделении я быстро прошла к палате 301. В коридоре стояла плачущая мама Анны, и я почувствовала комок в горле. В палате несколько врачей лихорадочно колдовали над молодой женщиной, возле стены стоял священник и что-то бормотал себе под нос.
Я повернулась к маме Анны. Она подняла голову, заметила меня и неожиданно резко обняла.
– Что случилось? – спросила я.
– Она перестала дышать, – всхлипнула она.
Я прислушалась к врачам в палате, пытаясь понять, что они делают, и в каком состоянии Анна. Равномерный шум аппарата искусственного кровообращения заставил меня вздрогнуть. Потом, как будто обретя второе дыхание, аппарат начал пищать в такт заработавшему серцу.
Я шумно выдохнула и отстранилась.
– Подождите минутку, пожалуйста, – с этими словами я прошла в палату.
Врачи собирали оборудование, глаза Анны были открыты, половину лица все еще закрывала кислородная маска. Она посмотрела на меня, и со вздохом облегчения я вышла в коридор.
– Она в порядке.
Ее мама снова сжала меня в сокрушительном объятии и расплакалась еще сильнее. Из палаты вышел священник и встал рядом. Мама Анны повернулась к нему:
– Спасибо вам, отец Грей. Большое спасибо, что пришли.
Пожилой мужчина улыбнулся ей и охватил ее ладони своими:
– Теперь с ней все будет хорошо. И я всегда буду здесь, если я вам нужен.
Она кивнула.
– Благослови тебя Бог, дитя. И благослови Анну, – улыбнувшись нам обеим, он ушел.
– Мне нужно позвонить. Спасибо вам, доктор Литтман, – она еще раз обняла меня и пошла к телефонам.
Я глубоко вдохнула и вернулась в палату 301. Я сидела на стуле и смотрела на Анну. Ее веки вздрогнули, и она посмотрела на меня, попыталась протянуть руку. Я еще мгновение взирала на нее, потом потянулась и взяла ее руку в свои. Ее ладонь была холодной и липкой, но чувствовать, как она сжимает мои пальцы, было чертовски здорово.
– Ты ужасно перепугала нас, Анна, – сказала я негромко. Она слабо улыбнулась.
– Извините, – едва слышно прошелестела она, но я все равно услышала и улыбнулась.
– Не за что извиняться. Мы просто ужасно рады.
Она посмотрела на меня, потом потянулась рукой к лицу и сняла кислородную маску.
– Доктор Литтман?
– Да?
– Как вас зовут? По имени?
Я почувствовала, как в горле встал комок, и я испугалась, что вот-вот расплачусь. Взяв себя в руки, я ответила:
– Энди.
– Моего мужа тоже так зовут. Эндрю, – улыбнулась она.
– Ну, у него явно хорошее имя.
Она еще шире улыбнулась и кивнула:
– Он хороший человек. И у нас есть дочка, ей четыре.
– Как ее зовут? – я начала медленно, успокаивающе гладить ее по руке.
– Саванна…
Она раскашлялась, и я вернула маску на место.
– У нее очень красивое имя, Анна.
– Какого черта происходит с моей женой?!
Я повернулась и увидела, как в палату входит мужчина в сопровождении лечащего врача Анны. Я быстро поднялась, освобождая место у постели.
– Детка! – он обнял ее сильно, но нежно, и мягко отвел с ее лба мокрую прядь волос. Его глаза излучали такую невероятную любовь, что я попятилась к выходу, чувствуя, что стала свидетельницей чего-то очень личного, очень особенного. Я знала, что мне придется сделать вечером, и меня охватила печаль.
Скрестив руки на груди, я уставилась на телефон. Последние пятнадцать минут я пыталась принять решение, а вернее, найти в себе мужество, чтобы позвонить. Наконец, вздохнув, я набрала номер.
– Алло?
– Привет, Эйрин.
– Привееет!
Я слышала, что она улыбается. Я закрыла глаза.
– Послушай, ты не занята?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
Я намотала телефонный шнур на палец. Мои ладони взмокли.
– Можно, я заеду? Нам нужно поговорить.
Она минутку помолчала, пытаясь сообразить, в чем дело. Я физически почувствовала, как ее охватывают нехорошие предчувствия. И они вполне соответствовали моим.
– Да, конечно. Я что-нибудь приготовлю на ужин?
