Землекопы вместе с Колывановым перекинули свободный трос на другую сторону и, забежав туда, тянули к себе, сдерживая экскаватор, чтобы не свалился на другой бок.
— А ну, тяни, давай тяни! — сердито подпевал Бисеров.
Так, поддерживаемый с двух сторон, «Лорейн» широкими лапами прочно стал на землю.
Колыванов Матвей подошел к машинисту и, сурово глядя ему в глаза, похлопал по плечу увесистой ладонью:
— О машине-то, дорогой товарищ, думать надо. Она только с умным, заботливым человеком дружит… Понял?.. Ведь на всей строительной площадке у нас только три таких-то.
И напоследок припугнул судом, если такое повторится снова.
Вопреки ожиданиям, подъем продолжался только полтора часа.
— Ай да мы! — воскликнул Сережка, дивясь быстроте содеянного. И вместе с Володькой принялся сматывать канат, словно этим хотели перед начальством загладить свою вину.
— Харитонушка, едрена елка!.. Покойничек-то наш отудобел! — И Сережка рассмеялся не от остроты своей, а от общего удовлетворения. — Любота, ежели краном! Как это раньше-то мы не смикитили!..
— Некогда было: лясы точили, — ответил старик. — Ум без догадки да совести — пес ли в нем!.. А машина — бездушна, слепа… куда направил ее — туда и прет, железная сила!.. А вот взялись дружно — и подняли… ничего проще.
Он готов был пофилософствовать на эту тему, но Колыванов перебил его.
— Товарищи!.. через час у столовой собрание… Приходите все. Побеседовать надо, как будем работать дальше…
У самой тропы, убегающей в лес, стоял на поляне кудрявый кленок, со всех сторон открытый солнцу. Лапчатые листья слегка шуршали, касаясь друг друга. У корневища кем-то брошен топор — весь в глине, а погнутая бородка забита травой и мхом.
Дынников наклонился, чтобы поднять неприятную находку, потом оглядел ствол клена и заметил на нем неглубокую свежую рану. Кто-то хотел, должно быть, срубить это деревце, не мешавшее пока никому, но что-то случилось тут, и человек раздумал.
Из леса, навстречу Дынникову, шагал Мокроусов Мартын и, поравнявшись, взглянул с удивлением на топор в руках инженера.
— Твой, что ли? — спросил Борис Сергеевич.
— Нет, не мой…
— Тогда отнеси на склад… Ничего не берегут.
— Это правильно, — согласился Мартын. — Молодежь все. Старики, те — с понятием, жалеют, а эти… — И, не договорив, пошел своей дорогой, повесив топор на руку.
Минутой, позже, подходя к новому поселку, инженер заслышал позади шаги и оглянулся. Следом за ним, обходя лужицу, торопливо шла молодая, почти юная работница в синем кисейном шарфе, обутая в разношенные туфли-лодочки; тронутое загаром лицо было нежное, такое привлекательное, что инженер невольно загляделся. Кажется, он видел ее впервые… впрочем, нет; когда поднимали «Лорейн», она стояла неподалеку и смотрела; кроме того, он видел ее однажды в конторе… Должно быть, не особенно прилежна к работе.
— Почему гуляете? — спросил он.
Ему не ответили.
У первого барака стояла большая кадка с водой, и он нагнулся, чтобы вымыть руки.
— Я вас спрашиваю: почему гуляете? — требовательно повторил он.
Ему опять не ответили. Тогда он свирепо оглянулся, — но девушки уже не было тут.
Размахивая правой рукой, она убегала вдоль улицы, прыгая через лужи, доски, и синий кончик шарфа извивался на ветру. Только однажды она остановилась, чтобы поправить свалившуюся туфлю, и потом юркнула за угол недостроенного барака.
«Хм, шустрая… а нагнал бы», — усмехнулся инженер и очень изумился юношескому баловству мыслей…
И вслед за тем пришло воспоминание: мелькнула в мыслях другая девушка, — примерно таких же лет, только на той все было дорогое: и белое платье, и туфли, и желтый, как подсолнух, берет… Сосновым лесом, мимо городских подмосковных дач, под вечер, они шли вдвоем, и он, не замечая посторонних, шагал наугад и все пытался убедить ее, уверить…
У ней был выбор: студент Дынников, почти бездомный парень, со стипендией в семьдесят пять рублей, суливший журавля в небе, а другой — толстощекий, низенький доцент с иностранной фамилией, и хотя тот был вдвое старше ее, зато имел видное положение, получая тысячу в месяц, и быстро шагал в гору. Рина Соболь избрала второго…