Инженеры - страница 44

У одной дачи, покрашенной синей краской, с широким балконом, с палисадником и двумя скворешнями на старой березе они простились навсегда…

Но спустя год — это было прошлым летом — они случайно встретились в Москве у трамвайной остановки. Соболь изменилась очень — осунулась, немного даже постарела; густо припудренное лицо казалось усталым и недовольным; а чем-то напуганные глаза похожи были на темные чарусы на болоте… Внятнее слов любых они вещали о незадачливой ее судьбе.

— Ну как живешь? — спросил он первым, дорожа минутами и пожимая ее маленькую, в белой перчатке, руку.

— Ничего, — произнесла она тихо, чтоб только он один и слышал.

— Ты счастлива, конечно?.. а муж все там?..

— Не-ет… — нечаянно на обе фразы Рина ответила одним словом, смешалась и потемнела. — Я переезжаю на днях к отцу…

— Развелись?

— Н-нет… но… долго рассказывать.

Какая-то тревожная безнадежность слышалась в голосе, придавленном, подобном вздоху, — так говорят разочарованные или жестоко обманутые люди, когда ничто уже непоправимо.

— А все-таки? — допытывался Дынников, не поняв, откуда на нее обрушилось несчастье.

— Не стоит, — поморщилась она, сделав немощное движение пальцами.

Точно с другого берега, она посмотрела на него далеким, чужим и в то же время завистливым взглядом и виновато опустила голову, когда он попробовал заглянуть в лицо… Она стыдилась!.. А прежний студент, носивший и зимой и летом бессменно красноармейскую, защитного цвета, рубаху и бумажные узенькие брюки, студент, которым пренебрегла она, — теперь стоял перед ней в коверкотовой тройке и шляпе, с туго набитым портфелем, в свежей сорочке, — будто нарочно, в отместку ей за все, нарядил его случай… Он торопился в Совнархоз на заседание, куда вызвали его с докладом, и поглядывал в ту сторону, где очередь поджидала такси.

В последнюю минуту, когда подходил ее трамвай, Дынников, осененный догадкой, спросил Рину о муже:

— Он сидит?

— Да, — шевельнулись чуть-чуть ее подкрашенные губы. — А вы где?

— А я — строю, — сказал он так, чтобы обоим — и ей, и мужу — ответить разом.

С чувством, близким к полному удовлетворению, он, чтобы не подавать руки, сделал полувоенный жест:

— Ну, пожелаю…

На этом, недоговоренном до конца, пожелании он оборвал случайное свидание, чтоб никогда больше не думать о ней…

Мутным облачком пронеслось теперь это воспоминание, однако ничем не отемнив мыслей, не оставив никакого следа.

«А лошади все еще нет», — молвил он про себя и тут же подумал о Подшибихине… С каждым днем все безнадежнее становится его незадачливый секретарь.

— Борис Сергеевич, — крикнул ему один из плотников, проходя мимо. — Тут лошадь за углом стоит… для вас, будто бы. Какой-то подежурил малость и убежал… возьми, если надо.

За углом бродил привязанный к колу буланый меринок, покрытый мешком, и, отставив переднюю ногу, мирно щипал траву, насколько позволял короткий повод. Инженер прошел мимо: лошадь была не его, а чужая, — но и поблизости не оказалось своей, хотя он, в чаянии найти ее, обошел оба соседних барака.

Оставалось только дивиться распорядительности Макара Подшибихина и заведующего конным обозом.

Меринка пришлось захватить с собой.

Еще издали узнал начальника с лошадью обозник и побежал навстречу. Борис Сергеевич уже готов был разнести этого долговязого парня, чтобы надольше запомнил, но первым заговорил тот.

Его объяснения, хотя и были многословны, зато, очевидно, искренни: сам, болея за рабочее время, за лошадей, он упорно добивается порядка — чтобы инженеры и десятники давали заявки накануне, — но все старания летят впустую.

— Например, секретарь ваш… — и зав. обозом, возмущаясь, рассказал о Подшибихине. — Лошади давно на работе, а он записку шлет с чужим парнишкой… а я его и знать не знаю.

— Куда такое дело годится!

— Я же заказывал с вечера, — недоуменно сказал Дынников.

— Ну, вот… а Подшибихин проспал, значит… да еще кричит на меня… а эту, — он указал на меринка, — я десятнику Мокроусову дал… Наверно, Подшибихин отнял у него и вам привел…

Инженер умолчал, что лошадь попала к нему совершенно случайно, а то бы так и стояла на привязи за бараком, а вечером пришлось бы искать ее всюду.