— Поправьте… А во время волнения на реке — не страшно? — зацепился опять клиент. — Бакен кому-то показывает дорогу…
— Не цапайтесь, гражданин! — вскипел парикмахер. — Вот уже скоро двенадцать часов — и к чему баловство это?.. Или с жиру шутки на ум лезут? Сидите спокойно и не мешайте работать. Я — темный человек, слепой. Пусть показывает дорогу тот, кто университеты произошел да книжки разные. А нас не учили — и потому к предкам у меня почтенья нету.
— Вы очень скучны что-то нынче? и не откровенны…
— В откровения я не верю, а у попа на исповеди не был тридцать годов. И нужды в этом не вижу. А скука, она не имеет причины.
— Тебя избаловали в детстве, — сморщился Штальмер, и голос его звенел. — Оставили наследство, отец нянчил тебя до двадцати лет, и все-таки: «почтенья нету»…
Резкий переход к фамильярному обращению Иван постарался не заметить:
— Я не жалуюсь, как другие… вон Анатолий Дымогаров — тот очень жалуется… знали его? — метнулся в сторону Забава, ошарашенный осведомленностью клиента и его решительным напором. — Так вот ему большое наследство досталось, да революция подоспела.
— Кстати, где он сейчас?
— Давно уже освободили. На днях приходил бриться… Он — шофер. Работу ему дали, на железной дороге где-то… Пройдет годок-два — забудется, и запоет песни. Молодые люди — они прирастают к жизни легко.
— А вы?
— Я себя знаю хуже, чем других… Себя познать труднее.
Он заметно спешил, чтобы успеть закончить работу именно на этом разговоре, и по ошибке взял не тот флакон одеколона. Штальмер отстранил его руку:
— Меня тройным… А вы плохо играете в жмурки, — вдруг сказал инженер, решительно вставая.
Забава ушел за перегородку, гремел там посудой и не показывался. Это была последняя уловка преследуемого зверя, который прячет голову. Жестяная крышка выскользнула у него из рук, покатилась к Штальмеру и с дребезжащим звоном легла у самых ног. Иван не шел за ней. Тогда Штальмер поднял ее и принес сам.
— Возьмите…
Теперь они стояли друг против друга. Иван отвернулся, подставив ему свое большое и желтое — без кровинки — ухо, но инженер молчал. Чтобы заполнить хоть чем-нибудь эту жуткую минуту, парикмахер начал сам; голос был хриплый и немного гнусавый:
— Когда я начал поединок с жизнью, я плохо понимал людей. Теперь — еще меньше. Я человек без биографии, которую можно было бы рассказать в поученье детям. Мне нечем козырнуть — ни отцом, ни старшим братом. Для родины я — вообще неважный аргумент, и она вполне законно не интересуется мной, а я… я забочусь о малом… и намеки на политику, или еще что, для меня — пустой звук. Из законов жизни я знаю только три: я родился случайно; умру, потому что умирают все, а работаю для того, чтобы есть и одеваться. Остальное рассудку моему не доступно… У меня нет друзей, и поэтому мне не в ком разочаровываться. Я давно знаю, что в мире царствует один диктатор — эгоизм, и за 45 лет я научился отгрызаться сам. Однако я говорю не то… Я хотел сказать, что я — неудачное творенье бога и — лишен страха… Живое во мне проросло, но заглохло… Вообще, в моей биографии ничего любопытного нет. Напрасно интересуетесь…
— А если не напрасно?
— Не думаю… Так, для развлеченья, вам больше подойдет особа другого пола, но не я… Поищите другой экземпляр, а меня оставьте в покое.
Штальмер дослушал до конца, не прерывая, покачиваясь на носках, потом поднял голову, распрямился:
— Ого! двенадцать часов, капитан, а мы все еще обнюхиваем друг друга! Целый час вы тешите меня игрой. — И нервно засмеялся: — После разгрома Колчака вы не играли на сцене?.. Я был в Москве и привез вам бритву.
— Хорошую бритву мне следовало бы иметь, — точно ступая по тонкому льду, произнес Забава.
— Да, я привез вам хорошую бритву, — повторил Штальмер. И только после этого снял сапог и вынул оттуда вместе с письмом покупку.
С этой минуты их отношения стали совершенно иными; это были уже два равных единомышленника, конспиратора, которые, будто давно, нашли друг друга.
— Можете читать при мне… Ситуация осложнилась, надо спешить… Кстати, вы так ловко забились в щель, что нелегко было найти, хотя я заинтересовался вами еще тогда, когда вы разделались с Мокроусовым.
