В этих размышлениях была, конечно, правда, но Степан подсказал ему несколько иное решение:
— Ты скажи ей, что уезжаешь навсегда… и посмотри, как это отразится на ней… И тогда будет ясно. — Эта мысль полюбилась Авдентову, но он еще не знал, стоит ли воспользоваться ею. — А порывать с заводом я не советую. Впрочем, тебе виднее. — И после долгой паузы спросил: — А Ринку Соболь не встречал больше?
Кроме того, что писал в Америку, Михаил ничего не мог сказать ему о прежней спутнице.
— Ты все же помнишь о ней?
— Нет, так, к слову, — невнятно пробурчал Степан и потянулся к штепселю, чтобы погасить свет. — В голове шумит немного… а у тебя?.. тоже… Ну и отлично. Спокойной ночи. — Но, помолчав немного, спросил опять:
— А Гайтсман — дядя ее — здесь?..
— Да, здесь… исключен из партии…
— За что?
Уже почти засыпая, Авдентов буквально в пяти словах определил политическую физиономию бывшего редактора, упомянув напоследок, что Гайтсман притих где-то в одном из гаражей завода.
Степан никогда не знал этого человека, чужая история не заинтересовала его, да и фамилия всплыла в памяти случайно.
ГЛАВА XIII
У Гали — самый лучший цех
Приближался день пуска завода, и потому в цехах кипело необыкновенное оживление.
Особенно людно было в механосборочном — самом большом по размерам… Он представлял собою какую-то огромную выставку, где собраны тысячи новейших станков, еще не побывавших в работе. Поставленные в ряды, в секции, они воплощали в себе опыт мира за столетия, точнейший математический расчет и ту моторную силу, которая пока еще только просыпалась в них.
Мастера, наладчики, инженеры, словно разводящие, расставляют новичков (а таковы здесь все!) по местам, объясняют, показывают, пускают станки. После них рабочие поодиночке пробуют сами, приноравливаются, нерешительно трогают рычаги, педали; тут и там взрывается гул моторов, слышен шум, дзиньканье и шелест станков, работающих на холостом ходу. Затем все затихает, чтобы возникнуть в другом месте. Самые разнохарактерные станки, каждый особого назначения и свойства, со своей, только ему присущей формой и скоростью движения, со своим, отличным от всех звуком.
Сопровождая наркома на этот парад машин, Колыванов и Дынников идут за ним следом, и трогательное волненье заметно в их речи и взглядах.
Нарком, седой и тучный, но очень подвижный человек, с белыми опущенными усами, озирает цех беглым, но зорким, охватывающим взглядом. Ему не нужна здесь торжественность встречи, он хозяйственно осматривает станки, подходит к рабочим, многие уже знают его давно, и в громе рукоплесканий и криков, в улыбках — восторженных и ясных — выражают свою радость.
Скопление людей в проходах становится с каждой минутой гуще. Сюда пришли из всех цехов, из конторы, из райкома, с механической базы, с завода бетонитовых камней, с толевого, из гаража, — и все идут, идут, заполняя цех…
На строгальном станке мастер обучает трех девушек, среди них и Галя. Очередь до нее еще не дошла, и она с душевным трепетом ждет, когда мастер скажет: «Митрофанова, теперь попробуйте вы». Она, конечно, пустит станок, но вдруг в ту минуту подойдет к ней нарком?.. И ей сделалось страшно при этой мысли, и хочется, чтобы у станка была не она, а другая… Надя, Ольга, а лучше всего сам мастер!..
Но случилось именно то, чего она боялась: когда подошел нарком, ей приказали пустить станок… Руки у ней задрожали, сердце застучало почти до боли. Молча глядели на нее большие, выразительные глаза наркома, они улыбались, от улыбки будто шевелились его усы, и что-то бесконечно родное, отцовское проглянуло в его лице.
Галя чувствовала, как горят у ней щеки, виски, шея; с какой-то торопливой радостью нажала она один рычаг, второй, третий, — и вот станок начал свою работу. Мерное движение рабочей части сопровождалось двойственным приятным звуком — гу-у-дзинь, гу-у-дзинь… Галя уже не робеет, руки лежат на рычагах, а нарком стоит рядом, тут же стоят Колыванов и Дынников.
— Хороший и точный станок, — говорит нарком и обращается к Гале: — Вам сколько лет?
— Скоро девятнадцать… а на станке учимся пятый день, — прибавила она и очень смутилась, что сказала невпопад. Нарком не придал значения ее обмолвке:
