Он позабыл, что пора уходить ему, — шофер опять давал позывные сигналы. Дождь хлестал в стекла, выли деревья за стеной, и холод темной ночи сочился в комнаты. Подойдя к окну, Борис с минуту вглядывался в этот мрак, поджидавший его за порогом, — и не знал, как подойти к Марии.
— Может быть, тебе скучно? — спрашивал он уже растроганно, желая помочь ей в чем-то. — Ты скажи мне… Ну скажи, я пойму ведь. — Он сел на диван, положив за спину подушку, и звал Марию к себе. Она подошла. — Ты знаешь, какая у нас горячка… Во мне все гудит… Кажется, случись еще что-нибудь у нас в семье или вообще, иногда — взорвется…
— Я знаю, тебе очень трудно. Я бы сделала все, но ведь сам знаешь… Ну чем я тебе помогу?.. Не езди сегодня, отдохни. Ты ведь шесть ночей не спал?.. Неужели все и дальше будет так?
— А как же иначе? — Он подумал. — Впрочем, нет… будет совсем иначе. Тем, кто придет на смену, им будет легче. На нашем опыте будут строить лучше, быстрее и без такой амортизации людей и машин. Помнишь, первые дни, когда ты была секретарем?.. Суетится, бегает, кричит, а на столе — ворох неразобранных бумаг. Потом само собой наладилось. — И спросил уже другим тоном: — Тебя на курсах не спрашивали сегодня? — Она ответила, что спрашивали нынче по химии. — Ну как?
Науки давались ей легко, ничто не отрывало от занятий. Он погладил ее волосы и, успокоенный, взглянул на часы.
— Ты хочешь ехать? — спросила она, прижимаясь щекой к его ладони. — Недолго?.. тогда я посижу до тебя… А в театр мы не съездим на этих днях? Мне очень хочется посмотреть «Любовь Яровую»… Ты сможешь восьмого?.. Тогда я закажу билеты.
Да, восьмого ноября он наверное сможет… во всяком случае постарается рассчитать время, чтобы этот день и вечер провести вместе.
Она помогла ему надеть пальто и сама повязала шерстяное кашне, укутывая, точно ребенка.
Машина, поскрипывая на ухабах, шла со скоростью не более четырех километров в час и не обгоняла человека в плаще, идущего впереди нее обочиной дороги, освещенной частыми фонарями.
Дождь перестал, а человек, к которому невольно приглядывался Дынников, все не снимал остроконечного капюшона. Заднее колесо машины провалилось куда-то, кузов сел; из-под буксующего колеса со свистом полетела грязь. Дынников ждал, но прошло несколько минут, и все же пришлось вылезать.
Рядом была литейка. Ее железный остов, собранный наполовину, врастал в темное небо, точно густой и обнаженный лес! Бесчисленное количество стальных ферм, прогонов, продольных ригелей, фонарей и перекрытий сплелось и повисло над землей. В том месте, где продолжался монтаж, горели, кроме ламп, три рефлекторных прожектора. Под их лучами тускло блестела сталь. Краны с вагонообразным корпусом, с высоко взметнувшимися стрелами стояли, точно привидения, и не торопясь поворачивали семнадцатиметровые стрелы, на которых висел груз. Свет не пробивал эту сказочную чащу, тянувшуюся почти на километр, и там, где все поглотила тьма, стальные остовы цехов казались бессмысленным нагромождением, которое готово рухнуть.
Человек в плаще свернул было с дороги, но, увидав погрязшую машину, вернулся. То был Авдентов, сразу узнавший Дынникова.
Они поздоровались холодно, слова обычного приветствия звучали комически в этой обстановке, еще более подчеркивая нелепость встречи.
Были оба в высоких сапогах, но первым полез в лужу Авдентов… Упираясь плечами в кузов, они хватались за буфер, толкали машину. Мотор взвывал, летела в ноги сырая пакость; кузов только вздрагивал и, рванувшись вперед, опять оседал назад.
— Я позову рабочих, — сказал Авдентов, думая, что Дынников мало прикладывает силы, чтобы вызволить из грязи свою машину.
В литейном цехе работала вторая смена, и Авдентов побежал туда. Он вернулся вскоре, и вслед за ним кто-то кричал очень молодым и требовательным голосом:
— Петька, иди сюда!.. У начальника машина застряла.
Теперь их стало, кроме шофера, четверо, а Сережка Бисеров догадался вдобавок захватить длинный стальной стержень, и очень пригодилось ему это приспособление.
Они напирали во всю мочь, — инженеры молча, кряхтя, а парни командовали каждый по-своему. Петька Радаев — непомерной силищи человек — толкал плечом, чуть не продавливая кузов, и простуженно ухал: