Но не это интересовало Мартына: он проследил, когда и куда пошел Харитонушка, подождал еще немного и тоже ушел.
Сперва побывал он у паровозного депо, обошел стороной недостроенное здание, с которого смотрел сегодня утром, постоял у кустов недалеко от бака с горючим — и нигде никого не встретил. Тут же, у кустов, начиналась неглубокая — по грудь человека — широкая канава, уводившая в лес. Однажды он прошел ею, чтобы сократить путь в Ключиху, к Моте, и теперь мог воспользоваться ею, как дорогой к отступлению.
Потом, озираясь, подполз к баку. Ночь была темная, облачная, к тому же начал сеять мелкий и густой дождь, Мартын нащупал кран, позабытый тут беззаботным завом. Кран открывался туго, но Мартын отвернул его без труда, — и остро пахнущая жидкость струей забила в песок. Высота падения была не больше аршина, но шум почти оглушил его. Чтобы убедиться, не слишком ли велика струя (шум мог привлечь внимание стражи), он сунул руку под кран — но один миг его окатило с головы до ног.
Задыхаясь от ядовитой влаги, он шмыгнул в кусты и, припадая к земле, сполз в канаву, побежал — и позади себя слышал топот своих ног… нет, это бежал другой по бровке канавы… Страшный крик: «Стой!» — вонзился в уши, Мартын пустился во всю мочь, но чувствовал, что теперь не спастись. Ярость и страх бушевали в нем, как пламя, сжигая остатки его сил.
Он обернулся назад — и в тот же миг в глаза его ударил зеленоватый свет: у преследующего был электрический фонарь. Беглец бросился обратно, но опять настигали — уже по канаве. Он втянул голову в плечи, припал к земле и приготовился одним встречным ударом свалить с ног… Сцепив зубы, взмахнул кулаком, но тут же полетел сам навзничь: тот опередил его и ударом головы в грудь сшиб.
— Сюда! Сюда! — орал он, скручивая Мартыну руки назад, больно надавив коленом.
Мокроусов, извиваясь под ним, рычал, взвизгивал и все пинал сапогом куда-то вверх, но не попадал во вредное место и, рванувшись, вцепился зубами в костистое плечо силача. Если бы хватило силы, он перекусил бы глотку…
— А-а! порода волчья! — скрежетал тот, вывертывая ему руки, и снова звал на помощь.
Откуда-то бежали к ним двое, и один даже выстрелил для устрашения.
Мартыну пришлось сдаваться, не рассчитывая на милость победителя… Его приволокли к баку, и в зеленом неживом свете фонаря охранник и сторож увидели огромную лужу, хотя песок и пил жадно; из крана била струя толщиной в три пальца. Охранник бросился, чтобы завернуть кран, но его не оказалось. Зеленый луч заметался по земле, кран искали всюду и не нашли. Пришлось наспех заткнуть отверстие палкой.
Один схватил Мартына за карманы — там и лежала эта железная пластина.
— Сволочь! ты вон как?! — и с силой ударил его в висок. Мартын качнулся и едва устоял на ногах.
Повели в комендатуру, подталкивая сзади, и только здесь, в комнате дежурного, вскинув глаза на человека в желтой ковбойке, Мартын, к ужасу своему, узнал Ивана.
В разорванной на плече и запачканной кровью рубахе, позеленевший от злобы и напряженной опасной схватки, парикмахер стоял перед дежурным и, показывая прокушенное место, морщился от боли, но все рассказал ему обстоятельно: как он, возвращаясь из клуба домой, на поселок, заметил у бака подозрительного человека, как погнался за преступником, как тот метался по канаве, норовя скрыться, но Ивану удалось сшибить преступника, и как тот вцепился в него-зубами.
— Если бы не подоспели на выручку, могло кончиться для меня очень плохо, — закончил Иван Забава.
— Молодец, товарищ, — похвалил охранник, кивнув парикмахеру. — Двести тонн горючего спасли… Молодец.
Мартын таращил свои безумные, дикие глаза то на Ивана, то на дежурного, а когда допрашивали, запирался, путался, нес какую-то несусветную чушь — будто нечаянно очутился у бака, что его вынудили, растравили… И умолк, встретясь с холодным, необыкновенно враждебным, почти убийственным взглядом парикмахера: ведь тот еще кое-что мог сообщить о нем…
Обхватив голову, Мартын навалился на барьер грудью — и больше не добились от него ни слова…
Зато Иван уже на допросе у следователя расписал подробно все, что замечал за преступником, живя с ним в землянке недолгий срок; как он, слушая непочтительные отзывы о начальстве, об ударниках, спорил с Мартыном… но спорил безуспешно.