— Когда вернешься? — спросила Мария.
— Скоро, Мусенька, скоро… Если ничто не задержит, то — через три дня…
— Я буду ждать… я встречу тебя…
— Хорошо… Ты — умница… Мы хватились записки, и если бы не ты — она пропала бы… Скучать не будешь?..
— Ну что спрашиваешь! — улыбнулась она с укором. — Да!.. ведь я в первый раз провожаю тебя! Какое-то странное чувство. Я совсем, совсем не представляю, как я буду одна… Наверно, мне будет очень скучно… — И во тьме искала его руку, чтобы чувствовать его тепло и быть ближе.
Он купил ей перронный билет, но до отхода поезда оставалось всего пять минут, и ей не пришлось посидеть с ним в купе. Она простилась с ним у вагона и, когда тронулся поезд, долго махала ему рукой.
В назначенный срок она примчалась опять в город и, оставив машину у вокзала, нетерпеливо ждала, глядя в ту сторону, куда текли голубые, подобно воде, рельсы…
Выдался необыкновенно жаркий день, все вокруг было залито солнцем. Пахло нефтью, — от нее черной была земля и шпалы. Высоко над путями висел мост, прокопченный дымом и сажей.
И хотя в тени вокзала было прохладнее, она ходила не торопясь по открытой площадке, с трудом унимая свои чувства. У ней так много накопилось, что рассказать ему!..
Она сознательно гнала время, день за днем, заполняя их работой, иногда выдумывала себе какое-либо занятие, чтобы не сидеть без дела: побывала у Насти в палатке на Медвежьем логу, где жила когда-то сама, уходила на прежнюю свою квартиру, отданную теперь Варваре Казанцевой.
Накануне встречи она легла пораньше, чтобы не проспать, и наказала Груне разбудить ее в семь утра, хотя поезд приходил в десять тридцать.
Минутная стрелка перронных часов редкими скачками двигалась к намеченной черточке, но все же оставалось еще полчаса. В ее душе был шумный какой-то праздник; люди, пришедшие встречать своих, казалось, улыбались и ждали так же взволнованно. Вспомнились родные, кто жил в деревне, и она почувствовала себя обязанной порадовать своих стариков известием о себе.
Карандашом, наскоро, она писала: кто ее муж, и как живут они теперь…
В туманной сизой дымке возникло темное пятнышко; оно будто стояло на одном месте, но быстро-быстро росло и как-то вдруг словно надвинулось разом… Еще не слышно было гудка, а белый платочек дыма уже приветственно несся навстречу… Марию обдало черным накаленным зноем, с грохотом и вихрем прогремело мимо, и вот, темно-зеленые, коричневые вагоны с открытыми окнами, откуда смотрели чужие лица, двигались мимо нее.
Перрон сразу заполнился пестрой толпой и шумом, у выхода образовалась темная очередь, и, как ни всматривалась Мария, — знакомое, родное лицо не попадалось на глаза.
Оглянувшись назад, она вдруг увидела, что открыт и второй выход, — пассажиры передних вагонов шли через зал. Она побежала туда, — но и там не нашла Бориса…
Какая досада!.. Чтобы не искать понапрасну, лучше подождать у машины…
Ей все еще не приходило в голову, что он мог задержаться в Москве…
Уже иссяк людской поток, а она все искала взглядом и, наконец, когда уже пропала всякая надежда встретить, решила, на всякий случай, заглянуть в буфет.
Счастливый строй ее мыслей был разрушен, усталость расслабила тело и, шагая почти пустыми, длинными залами, Мария уже знала, что не найдет.
И вдруг — столкнулась лицом к лицу с тем, кого совершенно не ждала.
Первое мгновение она не поверила, потом перепугалась. Удивление, испуг и ощущение какой-то беды охватило все ее существо, будто надвигалось видение человека, схороненного ею навсегда. Встреча — бессмысленная по своей ненужности, случайная, нелепая… он ей чужой совсем, — и Мария повернула обратно… Да, он для нее уже давно не существует…
— Маруся, — крикнул он, — Маруся!..
Она не хотела видеть его, ибо слишком явной была бесполезность объяснений, но сил хватило дойти только до двери. Когда она, опустившись на скамью, взглянула ему в лицо, — оно поразило ее своим странным выражением: почти детская открытая радость и изумление, искренний восторг и виноватая робость перемешались в нем.
Авдентов Михаил не знал, что ей сказать в эту чудесную минуту первой — после такого долгого срока — встречи, и только судорожно сжимал ее руки, не замечая, что она вырывает их.
