— Кто слепо пойдет за ними, тот сослужит себе и заводу плохую службу. Это не в наших планах.
Он сделал паузу, чтобы дать инженерам возможность подумать тут же, и Авдентов Михаил, стоявший в углу за неимением стула, сказал негромко, как бы пробуя свою силу:
— Они продержатся здесь, вероятно, недолго, и мы, действительно, должны научиться делать все сами. Не им, а нам работать на этом заводе…
— Да, да, — согласился Дынников. — Не будем предрешать вопроса, но помнить это будем. — И начал о другом: — Несколько иностранных заводов изготовляют металлоконструкции, и вот все они допустили ряд грубых ошибок… Мы обнаружили их сравнительно поздно, когда начали монтаж механосборочного. Плохо сконструированы верхние и нижние трельяжи. При клепке их приходится переворачивать. Монтажные заклепочные отверстия в сопряжениях элементов часто не совпадают. Нам приходится всякий раз производить развертку отверстий. Кроме того, само прибытие конструкций носит беспорядочный, зачастую хаотический характер.
Он говорил звучным, отчетливым голосом, но негромко, и мускулистые руки его лежали на столе спокойно, без движения. Это была деловая речь за столом, когда слушатели ловят каждое слово.
— Недостающие детали мы вынуждены делать здесь, на месте. Лишние издержки, увеличение рабочей силы, потеря в скорости темпов, — вот чем расплачиваемся мы.
Молодежь понимала, что начальник заранее предупреждал о трудностях единственно для того, чтобы зарядить упорством, волей к преодолению их.
Еще он говорил о темпах стройки, об ударничестве строителей, которое необходимо не только поддерживать, но и возглавлять, иначе жизнь перехлестнет через голову, обгонит.
— Вот и все, товарищи!.. приступайте к работе.
Начали подниматься, но еще не уходили, желая узнать, где разместят их, не имеющих крова. Начальник мог обещать немногое — дощатые бараки; но на первое время никто не потребовал большего, потому что почти все пришли сюда из студенческих общежитий, из армии.
Авдентов с пристальным и тяжелым вниманием смотрел на этого человека, кто преградил ему дорогу к Марии, какое-то двойственное чувство начинало в него вживаться; хотелось скорее уйти с головою в работу. Дынников стал его начальником, к которому придется часто обращаться, и в то же время следовало быть от него дальше.
Он мог поручиться за добросовестное выполнение своих обязанностей, но предвидел, что Дынников узнает о его отношениях к Марии (быть может, она призналась ему во всем), будет держать его на постоянном прицеле и за первый же промах, ошибку поторопится или убрать совсем с площадки, или засунет в такое место, где самому не будет смысла оставаться.
Случай свел их вместе, и Михаилу было бы крайне тяжело еще раз потерять Марию из виду. Было какое-то предчувствие, смутная надежда на будущее.
Теперь он положился на время, не угадывая, однако, что оно принесет с собой: или окончательную уверенность, что все прошлое зачеркнуто ею и останется ему только одно — примириться с этой утратой, или же на унылом горизонте его проглянет солнце…
Через два дня он почти столкнулся с Дынниковым в коридоре конторы, — тот очень быстро прошел в комнату чертежников с большим свитком ватманской бумаги, крикнув кому-то, оставшемуся в его кабинете.
Михаилу почудилось, что там, в кабинете, — она!.. и вот-вот появится в дверях, а Дынников вернется и увидит их вместе…
Сзади загромыхали те же шаги, — начальник прошел опять к себе и, глянув через плечо, бросил Авдентову:
— Через десять минут зайдите ко мне…
Дверь закрылась за ним плотно, и Михаил торопливо убрался.
«Начинается первое объяснение», — подумал он с неприязнью и непривычной робостью.
Свой срок он пережидал на пустыре, бродя неподалеку от крыльца, чтобы не прозевать Марию.
Ее все еще не было, а стрелка уже подошла к черте… Так и не придумал он, с чего начнет Дынников и как надо ответить ему на щекотливые вопросы… Однако Марии там не было… да и нелепо было бы, если бы муж стал при жене объясняться со своим любовным предшественником…
Начальник провожал до лестницы двух иностранцев — пожилых, важных, одетых с иголочки; один с длинной трубкой в зубах. Ему и говорил Дынников:
