— Мистер Знойсон… Я не думаю, чтобы вы стали возражать, если я выскажу некоторые свои пожелания, — торжественно и длинно начал Авдентов, обращаясь к «американцу», который был нынче богачом по сравнению с ним, уезжающим на Автострой почти без копейки денег. — Дело в том, что я голоден, как десять тысяч безработных. В честь моих проводов и вашего скорого отъезда на «родину», соблаговолите заказать нечто вроде полного ужина с пивом… иначе у меня останется о вас плохая память.
«Американец» с подобающей серьезностью изучал меню: подле стола уже стоял человек с седыми могучими усами Мазепы, с полотенцем в руках, и терпеливо ждал.
— Что вы имеете сказать? — торопил Авдентов друга.
Тот задымил трубкой и театрально откинулся на спинку стула.
— О-о-о!.. пожальста, пожальста! Ваш желаний совпадаль с моими и я готовый буду заплатиль. Антрекот и пиво — олрайт! Пирожное — олрайт!
Официант таращил на него глаза, шевелил усами, но делал вид, что ему не раз доводилось обслуживать и иностранцев.
— У нас в Америк пьем виски и добрый янки боялься коммунистов, — продолжал Степан. — Но золото побороль страхи и завтра в СССР приехаль много американес…
Он перестал болтать, когда заметил, что с соседних столов обратили на него внимание.
— А все-таки, чудак ты, Михаил. Почему отказался? — уже серьезно спросил Степан. — Может быть, единственный раз в жизни такое восхитительное стечение обстоятельств… Ты понимаешь: А-ме-ри-ка! полгода жить, увидеть все собственными глазами, понюхать, пощупать, учить язык! — восторгался он. — А знаешь, я ведь у Ринки Соболь на квартире был, — конфиденциально сообщил он. — Хоромы, а не квартира. У ней брат в Америке, в торгпредстве. Блестящее знакомство, мне повезло. А дома — одна была и, судя по всему, ждала.
— Все в порядке, значит?
— О-о! Еще как! Одним словом: «и светит новый день в безвестной стороне». Могу доказать. — Он отпахнул борт пиджака и там, из кармана, выглянула голубая кромка письма.
— Покажи, — не поверил Авдентов, начиная завидовать случайно восходящей его звезде. — Однако ты смотри с этими заграничными письмами… не попади в историю. Их полагается почтой, — предостерег Авдентов.
— А что?.. Конверт не заклеен, письмо — чисто семейное.
Но замечание мнительного друга ошарашило его, и во избежание всяких непредвиденных случайностей пришлось строго проверить еще раз.
Авдентов, в свою очередь, ознакомившись с письмом, тоже не обнаружил ничего подозрительного… Привет Сарочке, добрые пожелания какому-то Эрнсту и просьба принять «молодого, симпатичного инженера-соотечественника».
Выпили еще пару бутылок, и Авдентова снова взяло раздумье:
— А все-таки не связывайся, Степан.
— Ты завидуешь, милый? Скажи откровенно…
— Немножко. Но считаю партийным долгом предупредить. Зачем тебе помимо прямой дороги, которую дало правительство, понадобилась эта любовная рекомендация? На свою силу не надеешься, что ли?.. или собираешься знатную и шикарную родню завести за границей?..
— Нет, жениться на Ринке не собираюсь: для будущего мне нужно поосновательнее, главное, попроще, понадежнее… а эта — хороша, соблазнительна, но ветрогониста. Короче говоря — легкая, скорострельная пушка…
Авдентов повеселел:
— Тогда к черту!.. Давай рви. — И уже сам протягивал руку.
Но Степан не дал ему и, поглядывая исподлобья по сторонам, медленно на мелкие кусочки рвал надушенный листок, потом сунул в пепельницу:
— Все кончено, — произнес он решительно.
Репродуктор уже извещал о посадке, инженеры поднялись, тут же, у стола, простились, вместе прошли два запруженных народом зала.
Михаил Авдентов все искал глазами в толпе нового своего начальника.
С полчаса пережидали они, пока минует очередь, — но Дынникова, очевидно, задержали непредвиденные дела. Приятели еще раз пожали друг другу руки.
— Ну, Колумб, до свидания!.. Передавай привет нашим, если увидишь, — сказал Авдентов, выходя на перрон.
…А три дня спустя Зноевский Степан с группой молодых инженеров уезжал в Ленинград, чтобы оттуда следовать дальше — в безвестную и заманчивую Америку.
