Тетушка беседовала с Лавинией, не прибегая к шумным словам.
«Сегодня вечером мы увидим этого красавчика в гробу».
«Нет, не увидим», – дерзко подумала в ответ Лавиния.
Род бесстрастно сидел на стуле. Две женщины, серьезные и молчаливые, продолжали свой мысленный спор.
«Откуда тебе знать? Ты совсем молода», – проговрила тетушка.
«Ему принадлежит старейшая ферма на всей Старой Северной Австралии. Он носит одну из старейших фамилий. Он… – даже ее мысли заикались, – он очень милый мальчик и вырастет в чудесного мужчину».
«Помяни мою мысль, – снова проговрила тетушка, – сегодня вечером мы увидим его в гробу, и к полуночи он уже будет на пути к Долгому выходу».
Лавиния вскочила, едва не перевернув лохань с водой во второй раз. Задвигала горлом и губами, пытаясь заговорить, но лишь прохрипела:
– Прости, Род. Прости.
Род Макбан, следя за выражением своего лица, ответил дружелюбным, глупым кивком, словно понятия не имел, о чем женщины говрили друг с другом.
Лавиния развернулась и убежала, швырнув в тетушку громкую мысль: «Найди кого-нибудь другого, чтобы заняться его руками. Ты бессердечная и безнадежная. Найди кого-нибудь другого, чтобы обмывал для тебя труп. Я этим заниматься не буду. Не буду».
– Что с ней такое? – спросил Род тетушку, как будто ничего не знал.
– Просто у нее трудный характер, вот и все. Трудный. Нервы, я полагаю, – произнесла та хриплым голосом. Она не очень хорошо разговаривала, поскольку все члены ее семьи и друзья могли говрить и слыжать с уединенностью и изяществом. – Мы говрили друг с другом о том, что ты будешь делать завтра.
– Где священник, тетушка? – спросил Род.
– Что?
– Священник, как в старой поэме из суровых-суровых времен, прежде чем наши люди нашли эту планету и обустроили овец. Ее все знают:
Здесь тот священник тронулся умом,
А там сгорела мать моя дотла.
Я не смогу вам показать наш дом,
Его гора с собою унесла.
– Это лишь отрывок, но я помню только его. Разве священник – не специалист по смерти? У нас найдется хоть один?
Он следил за ее разумом, пока она лгала ему. Говоря о священнике, Род увидел совершенно четкое изображение одного из дальних соседей, человека по имени Толливер, который обладал очень мягким нравом; однако слова тетушки были вовсе не о нем.
– Некоторые вещи – мужское дело, – прокаркала она. – И к тому же эта песня вовсе не о Севстралии. Она о Парадизе-семь и о том, почему мы его покинули. Я не знала, что ты ее знаешь.
В ее сознании Род прочел: «Этот мальчишка знает слишком много».
– Спасибо, тетя, – кротко ответил он.
– Пойдем ополоснемся, – сказала она. – Сегодня мы тратим на тебя море настоящей воды.
Род последовал за тетушкой и испытал к ней более теплые чувства, когда та подумала, что эмоции Лавинии были верными, вот только вывод она сделала неправильный. Сегодня он умрет.
Это было слишком.
Род мгновение помедлил, подбирая аккорды своего странным образом настроенного разума. Затем испустил оглушительный вопль телепатической радости, чтобы всех зацепить. У него получилось. Все замерли. Потом уставились на Рода.
– Что это было? – спросила тетушка вслух.
– Что? – невинно спросил он.
– Тот шум, что ты проговрил. В нем не было смысла.
– Просто чихнул, надо полагать. Я сам не знал, что сделал это.
В глубине души он усмехнулся. Может, его и ждет Сад хи-хи, но по пути туда он еще пощекочет им вибриссы.
Чертовски глупый способ умереть, подумал Род.
И тут ему в голову пришла странная, безумная, веселая идея:
Быть может, они не могут меня убить. Быть может, у меня есть сила. Моя собственная сила. Что ж, скоро мы это выясним.
